Красота, чувственность, быстрая переменчивость, религиозность, вечное искание ее и истины – вот характеристика моего мужа. Он мне внушает, что охлаждение его ко мне – от моего непонимания его. А я знаю, что ему главное неприятно, что я вдруг так всецело поняла его, слишком поняла то, чего не видала раньше.

Ходил Лев Ник. гулять по парку, и был у него в гостях скопец, с которым он беседовал более двух часов. Не люблю я сектантов, особенно скопцов. А этот, кажется, умен, но неприятно хвастается своей ссылкой.

Опять сегодня что-то чуждое и грустное в Льве Николаевиче. Верно, всё тоскует по своему идолу Черткову. Хотелось бы ему напомнить мудрую заповедь не сотвори себе кумира, да ничего не поделаешь со своим сердцем, если кого сильно любишь.

Какая унылая, серая погода! Но люди здесь все милые, простые, не говоря о заботливой обо всех дочери моей Тане. Михаил Сергеевич весь в хозяйстве; и не волнуется же об этом Лев Николаевич, а именно в эту старинную, привычную помещичью атмосферу его и тянет. В Ясной Поляне всё надо отрицать и от всего страдать, и многое там уже испорчено тяжелыми воспоминаниями. Там он уже давно на меня взвалил всю тяжесть жизни и, разумеется, не может не страдать от этого, чувствуя свою вину. Вспомнила Ясную Поляну за последнее время, и как-то не хочется опять жизни там. Хотелось бы новой жизни, новых людей, новой обстановки. Как всё там наболело! И давно надвигалась эта болезнь нашей жизни.

Вечер провела праздно, устало; только хорошо было, когда с детьми играли: такие они оба миленькие! Позднее Лев Ник. с увлечением играл в винт до двенадцатого часа. Просил у Тани какой-нибудь легкий французский роман читать. Как ему надоела его роль религиозного мыслителя и учителя, как он устал от этого! И даже игра с детьми в мнения и другие игры доставляют ему приятное развлечение. Он не хотел, чтоб я это видела, то есть его желания отдыха от роли религиозного учителя, и потому старательно отклонял мой приезд в Кочеты. С болью сердца вспоминаю, как я спросила его, проведет ли он наши два рождения в Кочетах или вернется в Ясную. Он мне на это сказал: «Что же, это на днях. А вот ты оставайся в Ясной и приезжай к 28-му, к моему рожденью». Я так и вспыхнула от горя и обиды. Очень мне нужно его рожденье, если он так старательно хочет от меня отделаться! И я нарочно тогда тотчас же решила, что поеду в Кочеты. Тут по крайней мере мои две любимые Тани.

Так как у меня теперь много дела по изданию и я желала бы знать, сколько мы тут проживем, я спросила об этом Льва Ник., а он мне грубо сказал: «Я не солдат, чтоб мне назначать срок отпуска». Вот и живи с таким человеком! Боюсь, что он, со свойственным ему коварством, зная, что мне необходимо вернуться, будет жить здесь месяцы. Но тогда и я ни за что не уеду, брошу всё, пропадай всё! Кто кого одолеет? И подумать, что возникла эта злая борьба между людьми, которые когда-то так сильно любили друг друга! Или это старость? Или влияние посторонних? Иногда смотрю я на него, и мне кажется, что он мертвый, что всё живое, доброе, проницательное, сочувствующее, правдивое и любовное погибло и убито рукою сухого сектанта без сердца – Черткова.