30 августа. Приехала домой, и хорошо, лучше, чем не дома. Ходила с Левой-сыном и Катей-невесткой гулять; свежо, ясно и красиво. Застала Булгакова, Булыгина и Марью Александровну. Возбужденно рассказывала Булыгину всю печальную историю с Чертковым. Он, кажется, понял, но не хотел сознаваться. Бродила возле дома, входила в комнаты Льва Николаевича – и всё точно совсем другое, точно что-то похоронено навеки и теперь будет не то, совсем не то, что было, чем жили раньше. А что будет? Не знаю и представить себе не могу.

Саша и Варвара Михайловна ездили к Черткову. Он, говорят, очень весел и оживлен. Так и слышу его идиотский хохот. Противно!

Получен сентябрьский номер журнала из Нью-Йорка – «The World’s Work». И там очень лестная статья обо мне, и биографические сведения о Льве Ник. Между прочим, про меня сказано, что я была Льва Ник. поверенной и советчицей всю жизнь; что отдала ему силу тела, ума, духа и многое другое, очень лестное для меня. Так как же не сокрушаться, что отнята у меня и передана Черткову эта роль? Поневоле будешь худеть и плакать, как я последнее время.

Сегодня форматоры отлили бюсты работы Левы, и нельзя не видеть, что бюсты талантливы и хороши. Форматор М.И.Агафьин – старый знакомый, отливал и раньше бюсты Льва Ник. и другие.

Занималась нехотя хозяйством, бумагами, делами, выписыванием маляров, печника, уяснением дел, но голова не свежа и ничего не соображает.

31 августа. Получила письма от Тани и от Льва Николаевича. Сначала обрадовалась, а потом плакала. «Как бы хорошо было и для меня и для тебя, если б ты могла победить себя», – пишет мне муж. У него одна цель, одно желанье, чтоб я победила себя и допустила, очевидно, близость Черткова. А это немыслимо для меня.

Ясный, красивый день; холодно и грустно. Проводила Леву в Петербург на суд. Пошла гулять с Катей и Варварой Михайловной, но слишком устала, и стал болеть весь живот и ноги. Вечер, усиленно занялась корректурой, раньше переписывала письма. Страшно утомилась! И сколько всякого дела навалилось на меня! Мало сплю, почти ничего не ем.

1 сентября. Утром уехала Катерина Васильевна с дочкой; мне жаль. Завтракали Булгаков, Марья Александровна и Ризкина, рожденная Цингер (Лиза), с двумя мальчиками. Она неглупая и образованная, но чуждая своим материализмом и ученостью. Вечером еще приехала Надя Иванова.

Гулять не ходила: не хочется орошать слезами и омрачать своим горем любимые места Ясной Поляны, по которым я всю жизнь, счастливая и радостная, легкой походкой с легким сердцем обегала под впечатлением красоты природы и собственного счастья! И, как и теперь, всё необыкновенно здесь красиво в эти ясные, блестящие дни! А на душе грустно, грустно!