Сейчас в английской историографии наметилось изменение климата. Прежде истинный характер преследований цареубийц замалчивался. Режим Реставрации изображали преимущественно как мягкое правление, а Карла II как «веселого короля», ненавидевшего жестокость во всех ее проявлениях. Политические репрессии рассматривались как дело фанатиков-роялистов. Зрелище казней было для Карла II отвратительным, но не считаться с общественным настроением и тягой к публичным казням, являвшимся частью тогдашней повседневности, власть не могла. На некоторых казнях он, однако, точно присутствовал, о чем свидетельствует дневник Джона Эвлина: казнили «в виду того места, где предали смерти законного государя, в присутствии короля, его сына, которого они тоже собирались убить. О, удивительны дела Божьи» [13, I, 326; 98, 186]. По словам Ц. Уэджвуд, «господствовавшее настроение в защиту монархии сделало этих людей („цареубийц“ — А. С.) козлами отпущения за преступления нации. В той эмоциональной атмосфере, в которой проходили суды, удивляет, что стандарты справедливости и пристойности были, в основном, соблюдены» [107, 219]. Так же считал Дж. Кларк: «Все прошло, в целом, с умеренностью и мудростью, и достигло уровня милосердия, совершенно необычного в тот жестокий век» [33, 4]. Впрочем, он признавал, что отбор виноватых и меры наказания часто были результатом сделок. Господствующий в историографии миф о «веселом короле» не допускает предположения, будто он сам был жестоким и последовательным инициатором казней цареубийц. Как писал Пирсон, «таков был его христианский дух, что он, возможно, простил бы всех, кто приговорил его отца к смерти, но его рука не была свободна» [76, 135]. Такие утверждения не бесспорны. В недавней книге историка и журналиста Чарльза Спенсера (чья крестная мать королева Елизавета II), брата знаменитой и не забытой принцессы Дианы, акценты расставлены иначе [98]. Эта публикация, ставшая бестселлером, позволяет предположить, что мотором мщения был сам Карл II. В ней, выдержанной в объективном тоне, ощутимо сочувствие к тем, кто стал жертвами жестокого возмездия. Есть элемент скандальности в том, что аристократ, в жилах которого толика королевской крови, bad boy, осуждает «убийство убийц». Здесь присутствует вызов, реакцией на который был общественный шок. Однако книга заставляет задуматься: действительно ли репрессивные меры, осуществленные в 1660–1661 гг. в отношении ряда участников Английской революции, были умеренными и в каком-то смысле оправданными? Действительно ли они не наносят урон посмертной репутации Карла II и Кларендона? Был ли Кларендон вынужден послушно следовать общественному мнению и давлению со стороны парламента? Был ли канцлер в состоянии воспрепятствовать, по меньшей мере, изуверскому способу казней, который роялисты осуждали, когда его применили в отношении некоторых кавалеров? Трудно найти однозначный ответ.