– Наверное, это ужасно неудобно жить в Ленинграде и постоянно мотаться в Москву для оформления бумаг. Вы же постоянно в разъездах!

– Честно говоря, да, – признаюсь. – В гостиницах останавливаться неудобно. Постоянная головная боль с бронью, но что ж поделать.

Мои слова услышал посол и тут же откликнулся:

– А я в хороших отношениях с Промысловым [38]. Позвоню ему обязательно, попрошу вас принять.

Слово свое Романов сдержал: вскоре после этого разговора меня пригласили в приемную Промыслова, который без лишних экивоков сразу сказал, что вопрос поставлен правильно и против выделения мне квартиры в Москве он не возражает. Для решения вопроса к заявлению я должен был приложить письмо от Министерства спорта, что они поддерживают идею выделения мне жилплощади в столице. Я никак не ожидал, что министр Павлов вдруг заартачится, но Сергей Павлович отреагировал довольно бурно:

– А почему именно вам? У нас есть и другие великие спортсмены, которые живут даже не в Ленинграде и в еще более стесненных условиях!

– Согласен, но квартиру выделяют именно мне. Что я должен делать: отказаться?

– Отказываться не надо, но и о других подумать тоже можно. Мы напишем в письме, что одобряем выделение вам «служебной квартиры».

Квартиру я должен был получить в потрясающем месте – в Безбожном переулке рядом со станцией метро «Проспект Мира» в новом доме с замечательной планировкой и интересными соседями. Так, на одной лестничной клетке меня ожидало соседство с генеральным секретарем Коммунистической партии Чили – Луисом Корваланом, сбежавшим из своей страны после военного переворота.

Но упорство Павлова нарушило мои планы на знакомство с чилийским коммунистом: в соответствующих органах дали понять, что «гостиница» рядом с Корваланом крайне нежелательна и может стать угрозой его безопасности. Так что с мечтами о жизни в Безбожном переулке пришлось расстаться и согласиться на пристанище в столице в переулке другом – Аптекарском.

В квартире по предложенному адресу не было ничего примечательного, мне она не понравилась ни расположением, ни планировкой, но времени на выбор мне не давали, и я согласился отчасти потому, что было у этого жилья одно очень важное преимущество: квартиру давали вместе с гаражом, который как раз в это время оказался для меня актуальным.

В семьдесят седьмом году я выиграл открытый чемпионат Германии по шахматам, главным призом которого был «Мерседес‐350». Вручение награды получилось не менее серьезным и обстоятельным, чем сам приз. Сначала мне предложили изучить автокаталоги, которые специально прислали в Москву. Затем пригласили посетить главное производство в Зиндельфингене, чтобы вживую увидеть различные цвета и модели. Помню, какое восторженное впечатление произвела на меня машина с ярким, блестящим, искристым колером, который в Союзе появился намного позже и получил название металлик. Очень мне понравился тот автомобиль, но производители отговорили останавливаться на подобном цвете, сказали, что лоск и блеск он сохранит лишь до первой царапины. Тогда я обратил свое внимание на нежно-голубой цвет. На первый взгляд он смотрелся попроще, но когда мне показали темно-синюю обшивку салона, я тут же понял, что именно эта машина – моя: спокойная, не кричащая, но вместе с тем выдержанная, благородная и, несмотря на свой мягкий, деликатный оттенок, по-мужски сильная и мощная. Очень я любил свой автомобиль, он долго был на ходу, и ума не приложу, почему эту серию достаточно быстро сняли с производства. Возможно, там, в Германии, нашли какие-то недостатки и справились с ними, выпустив другую модель. Но в Советском Союзе в те годы недостатков у «Мерседеса» быть просто не могло, да и как их можно было найти всего у трех разъезжающих по Москве машин, в салоне которых сидели либо Брежнев, либо Высоцкий, либо ваш покорный слуга? Я, во всяком случае, никаких недочетов у своего быстрого друга не замечал. С удовольствием при необходимости перемещался на нем по столице, а когда уезжал в Ленинград, он оставался ждать меня в гараже возле дома в Аптекарском переулке.