«Зачем он так?» — вопила моя душа, когда мне рассказывали всю эту историю. Это было так некрасиво. Но… было ТАК! Слова были неясны англичанам, но, увы, крик не оставлял сомнений в ссоре русских.

Тем более, что потом Андрей потребовал, чтобы Дви-губский не смел даже выходить на поклон после спектакля. В ином случае он не выйдет сам… Надо же? Прямо так? Своему собственному художнику-постановщику? А ведь сам говорил и писал, что в человеке следует воспитывать прежде всего «достоинство и чувство чести». Так где же они? Или звезды движутся по орбитам, вовсе неизвестным простым смертным? Но было именно ТАК.

И на этом Андрей не успокоился. Он поставил условие и Клаудио Аббаде, «неосмотрительно» задружившемуея с Двигубским, прямо-таки в ультимативной форме, когда тот приглашал его к себе на прием после премьеры: либо он, либо я. Прямо-таки — к барьеру! Аббаде оказался в неловком положении, но пришлось извиниться перед Колей… Итальянцу приходилось считаться с великими тайнами русской души…

А сейчас мы собирались на премьеру, и все это было уже позади и неважно. Андрей со свойственной ему пунктуальностью загодя облачился фрак. Как всегда был элегантен и изыскан, полон опять чувства собственного достоинства.

Я нацепила на себя блестящие кофточку и брюки в обтяжку, заготовленные к этому торжественному вечеру. Не готова была, как обычно, Лариса. Ее туалет «от мамы» был доставлен кем-то из приезжих в последнюю минуту: синее шелковое платье в пол сложного покроя с черной гипюровой вставкой на груди. Но поскольку наряд этот создавался без примерок, то в последний момент обнаружились какие-то несоответствия. К сожалению, сама я ничего не понимаю в шитье, но других камеристок в далеком зарубежье при Ларисе не оказалось. Так что я старалась изо всех сил, выполняя все более нервозные указания Ларисы что-то ушивать и подшивать прямо на ней. Особенно не заладилось дело на спине. Удивительно, но с Ларисой всегда что-то происходило перед торжественными выходами. В результате они, как правило, опаздывали, но рассчитывать на задержку премьеры не приходилось. Андрей сжимался в нервный комок, пытаясь сражаться в шахматы с компьютером, и все более напряженно и недоуменно выкрикивая что-то вроде: «Лариса, что там у вас происходит? Нет, это невозможно, мы опоздаем, наденьте что-нибудь другое».

«Другое? — взвизгивала Лариса. — Идите один. Я никуда не пойду»… Глаза ее наполнялись слезами негодования и обиды: «Ты видишь, какой он! Ему опять плевать. Но что же делать?»…

Увы, но делать уже на самом деле было совершенно нечего. Так что нужно было на что-то решаться: то есть пришлось что-то закрепить на спине ниткой на живую, чтобы все не свалилось с плеч, а сзади это замечательное сооружение пришлось прикрыть ажурным оренбургским платком. Как говорится, «голь на выдумки хитра». Так что наш торжественный кортеж все-таки двинулся, наконец, в Ковент-Гарден…