Светлый фон

Но в данном случае это бессмысленное нагнетание страха нужно было Ларисе, чтобы держать Андрея теперь уже полностью у своей «ноги», внушая ему дополнительный страх, чтобы и в голову не закралась мысль о возможном отступлении, которая была противна, прежде всего ей самой. Ведь если ее опасения были бы серьезными, то она могла бы сообщить их тихонько только мне, чтобы не волновать его. Но она почти сводила его с ума и хотела владеть им полностью, беспомощным и растерянным — ют где заканчивалась комедия и начиналась драма.

Вечером в гостиницу, в которой нас поселили, подтягивались постепенно Максимов с Иловайской, главным редактором «Русской мысли» и переводчиком пресс-конференции, Растропович и Юрий Любимов, уже ставший к тому моменту невозвращенцем и успевавший нашуметь много. Андрей был в ярости, увидев его: «А этот еще зачем? При чем здесь он? Везде успевает засунуться со своими диссидентскими штучками. Зачем меня с ними мешать? Я не диссидент и всего этого терпеть не могу… И театр его никогда не любил. Ах, зачем, зачем все это?»…

«Все это» он воспринимал крайне болезненно. А вокруг уже закрутилась камарилья, существующая по своим законам и в расчете на свои дивиденды предлагала Андрею свои правила. Он страдал.

Вечером Максимов пригласил нас в ресторан, и мне запомнилось, что мы ели там пасту, приправленную всякими морскими м^пюсками и ракушками. Раньше я никогда не пробовала бйагетги в таком сочетании, и это было вкусно.

Но утро перед пресс-конференцией обозначилось совсем другим, мало приятным событием. Максимов, важный и надутый, как пузырь, заявился в номер к Тарковским с грудой утренних итальянских газет, в которых уже поласкалось известие о грядущей пресс-конференции и Андрею высказывалась обида, что он, оказывается, собирается эмигрировать в Штаты в то время, когда Италия для него столько сделала. Андрей совсем растерялся: «А откуда они знают, что я собираюсь эмигрировать в Америку? Да я уже и не собираюсь… А что все это вообще-то значит? Почему публикуются все статьи еще до пресс-конференции, Володя? А? Объясни мне, почему это так»…

«Это так потому, что рядом с тобой есть какие-то „близкие друзья“, которые информируют раньше времени», — сверху вниз пояснял Максимов. Мне почему-то сразу стало резко не по себе, и я вышла вместе с Ларисой в туалетную комнату, где она приводила себя в порядок. «Видишь, что говорит Володя? — между делом произнесла Лариса. — Кто-то из близких на нас доносит». Мне кровь бросилась в лицо: «Прости, а кто „близкий“ рядом с вами, кроме меня? Это что за намек такой? Ты что спятила? Приди в себя! К тому же ты сама говорила мне, когда звонила в Амстердам, что все это не тайна и говорить обо всем этом нужно, как можно шире, не так ли? Мне, правда, говорить-то было некому, но ты сама, наверное, ничего не скрывала»…