«Да, успокойся ты, ради Бога, все это ерунда», — сказала Лариса, но мне было не слишком приятно… Вообще они гнали вокруг него волну, которая его уже захлестывала… И Лариса была их сообщницей…

Что касается самой пресс-конференции, то о ней написано много, и я ограничусь лишь самым общим рассказом.

Прежде всего надо иметь в виду: на публичное выступление Тарковские должны были решиться действительно от отчаяния. Потому что в конце концов главной причиной их действий стало нежелание властей вообще общаться с ними или вести переговоры о воссоединении семьи. До последнего момента Андрей не собирался возвращаться, но надеялся на значительность своего имени, которая не позволит «нашим» выкинуть его за порог. А позволила… А выкинули… Это, конечно, ранило его очень сильно. Вся его обида, не без основания, сконцентрировалась на Ермаше, полном, неуправляемом самодурстве его действий. На таком наглом, жирном хаме!

Тарковским приходилось бороться. И поскольку сердце болело прежде всего о Тяпе, то еще до пресс-конференции я записала Ларису. Слова матери казались нам убедительными, как никакие другие:

Напиши так дм вашей газеты: я считаю, что нет ничего более негуманного и страшного, чем заставмть страдать ребенка, вмешиваться во внутреннюю жизнь семьи. Как бы не было трудно то, что мы сейчас делаем, как бы это не ито вразрез с нашими убеждениями, но мы делаем этот шаг сознательно. Но при чем здесь ребенок?.. 20 лет передо мной стояла проблема физической выживаемости —17лет без работы. Андрей не понимал — почему и за что? Мой муж русский художник, большой мастер, который никогда не занимался политикой. Я убеждена, что все, что с нами происходило — результат целенаправленных действий, в результате которых у нас нет выбора: либо смерть, либо работа здесь! В наше время, в XX веке Андрей прославлял русское искусство. И ему в XX веке отказывают в воссоединении с сыном и старухой, нуждающимися в опеке. Наверное, жизнь здесь окажется для нас еще тяжелее — мы приехали не в «западный рай» — до последней минуты мы надеялись, что страшный шаг, на который нас вынудили, не станет испытанием для нашего сына, но, увы! И я прошу сейчас каждую мать откликнуться на зов своего сердца — пусть посмотрят на своих детей, которые с ними! Но мы должны предупредить, что, если и дальше этот конфликт будет продолжаться, то мы тоже будем предпринимать соответствующие действия. Хотя мой муж гораздо больший патриот России, чем все вместе взятое окружение Ермаша… Я не знаю, как мы переживем эту трагедию… Мы знали, что будет тяжело, но не так… Мы знали, на что идем, но мы не думали, что вся эмоциональная сторона драмы окажется для нас такой трудной!