Я была ошарашена вопросом:

— Лара, я тебя снова не понимаю. Я знаю твои проблемы с Андреем. Но у меня с Димой этих проблем нет. Мы любим друг друга. У нас все в порядке. И, если у тебя свой способ отдыха от Андрея, который тебе компенсирует, как ты говорила мне, его недостаточность, то у меня этой проблемы нет. И никакой Гаитано мне лично не нужен…

Раздался звонкий и одновременно сочувственный смех:

— Ты думаешь, наверное, что он тебе не изменяет? А ты знаешь, как была удивлена Кристианушка? Как ей было неприятно, когда он так приставал к ней в монастыре… Ведь я так много рассказывала ей о тебе, о том, как ты уехала на Запад с двумя детьми, как ждала его… Она была просто поражена.

Туг, надо сознаться в глазах у меня потемнело. А перед потемневшим взором возник монастырь, те два вечера, которые я просила Диму посидеть с ней. Его нежелание это делать. А затем приглашение Диме сопровождать дам по ночному Риму. А потом память мгновенно отбросила меня еще дальше, к началу наших отношений, как они выглядели тогда. И тут, отчасти придя в себя, я четко проговорила:

— А вот это вранье. Это рассказ не про Диму и не про Бертончини. Потому что я помню, как Дима ухаживает за женщинами, и не могу себе вообразить, чтобы он на кого-то «лез», как ты говоришь… Мне не раз приходилось видеть, как некоторые бабы проявляли к нему повышенный интерес, включая тебя. Это правда, но у меня никогда не было поводов волноваться. Поэтому я легко могу себе представить, как раз обратную картину, как Бертончини, по твоим словам, «лезла» на него, а я требовала, чтобы он развлекал ее в саду поздней ночью… Но после того, что она рассказывала о себе, дорогая Лара, ее блядский образ мне достаточно ясен, не верю, чтобы она так страшно сопротивлялась… Оберегая что ли мою семейную жизнь? Что же она не заботилась о жене Федоровского? Максимум, что могло произойти под ее напором в том саду, где они встретились, это поцелуи, но не более того. Диме, наверное, неудобно было отказать престарелой даме. Ясно?

— Да, пожалуй, ты права, — неожиданно быстро согласилась со мной Лариса.

На следующий день они вместе с Гаитано отвезли меня на вокзал, где мы расцеловались до следующей встречи, которая случилась еще только однажды, уже после смерти Андрея и спустя многие годы.

Вернувшись домой, я, конечно, устроила Диме страшный шухер, который, оправдываясь, восклицал: «Я же просил тебе не оставлять меня с ней. Этой пьяной дурой».

— Но почему же ты мне ничего не сказал тогда? — требовала я его к ответу.

— А что я мог тебе сказать, когда мы все были в этом монастыре? Пожаловаться что ли, чтобы ты ей морду била?