Эту командировку мне охотно дали. Не теряя дальше времени, я отправился на Медвежью гору (не без страха).

Особенно беспокоила мысль, что Френкель вернулся из БАМа и я попаду ему в руки с моей командировкой. На вокзале Медвежьей горы я встретил доктора Молочковского (моего од-нодельца) и с ужасом узнал, что Френкель действительно на Медвежьей горе! К счастью, скоро я выяснил, что он проехал (помнится, в Мурманск или Кемь).

Я был радостно встречен на геолбазе Гуреевым и Горецким. Они одобрили мой план и обещали полное содействие. Однако все зависело от инженера Вержбицкого, теперь начальника на Медвежьей горе. Я встречался с ним у наших геологичек⁵¹. И он был одним из их поклонников. В здании управления прежде всего удивило меня отсутствие тесноты. В помещении, где ютился целый отдел, теперь сидел один секретарь начальника. Сам он занимал также очень большую комнату. С большим волнением явился я к нему на прием со своей командировкой. Он сейчас же узнал меня. «Позвольте, да разве вы не остались в нашей системе?» — «Да, товарищ начальник (теперь уже товарищ). Видите ли, я историк и решил работать на участке, где могу быть наиболее полезен. Я хочу помочь Академии материальной культуры получить ясное представление о тех находках, которые были обнаружены нашей геолбазой. Вот мое задание». И я показал свою программу согласно командировке. Он внимательно прочитал и положил резолюцию: «Оказать всяческое содействие». С торжеством я вернулся на геолбазу. Меня все так тепло поздравляли, что я совсем растрогался. Встретил и юного «академика» Брюна. Он сообщил мне, краснея и стыдясь радости, которую не мог скрыть, что у него родился сын Ипполит.

Горецкий вернул мне мое обязательство, которое все время пролежало у него в столе, и я с наслаждением изорвал его. Нить была порвана.

Но для того чтобы выполнить задание командировки, я должен был задержаться на несколько дней. Горецкий и Брюн помогли мне составить карту стоянок, отобрать образцы. А также все упаковать должным образом. Был вечер. И я, свободный гражданин, отправился гулять на Дивью гору, уже не боясь наткнуться на охранника. Была ясная ночь. Светила луна. И в этих далях, в этом лунном сумраке, в этих тенях сколько образов, уходивших в мое былое, окружило меня. Но все ли они станут только былым? Кто останется спутником моей жизни? С кем будут еще встречи, беседы? Вот Горецкий, Вася Эберман. Но над всеми моя Грация, с которой мы беседовали здесь так хорошо!⁵²

«Пропуск давай!» — раздался резкий голос охранника. «Какой такой пропуск? — ответил я строптиво. — Зачем пропуск, чтоб погулять вечерком по Медвежьей горе?» — «Давай! Пошли в карцер!» И пошли. Каким же я был мальчишкой! И только подойдя к 8-му бараку, где я ночевал, я показал охраннику мою командировку с подписью Вержбицкого. «Ну то-то! Чего же сразу не сказали? Канителься тут с вами!»