Но и те, кто решались на отъезд, зачастую попадали в постоянно изменяющиеся жернова бюрократий чиновников и консульств: в одних случаях консул США затягивал оформление документов, в других – требовались дополнительные гарантии, в третьих – родственники, дав аффидевит, не могли или не успевали собрать деньги на билет, как это произошло с И. С. Фондаминским741, в четвертых, одно политическое событие – например, покушение польского еврея-инженера в германском посольстве в Париже, могли круто изменить шансы выезда из Германии, как это было в деле некоего Хиршберга, о чем также свидетельствует одно из писем Гольденвейзера, завершающееся словам: «Несчастный народ… положение становится все хуже и хуже». Но были и радостные известия. Так, Элиас Розенкранц в июле 1939 г. сообщает Гольденвейзеру: «Благодаря Вашему любезному содействию… удалось таки раскачать (!) наших родных в Нью-Йорке»742.

Осенью 1938 года несколько тысяч польских евреев были высланы из Германии в Польшу. Из Варшавы член Союза русских евреев З. Прайсман, который обладал польским паспортом, в своем письме Гольденвейзеру описывает свои мытарства прошедшего года: «28 октября 1938 г. я вместе с огромным количеством польских евреев был выслан из Берлина, пробыл около 5 месяцев в Белостоке, а потом снова приехал в Берлин, где пробыл апрель и май. Теперь я уже более месяца в Польше и обосновался в Варшаве. За это время меня лишили польского гражданства и передали дело в Высочайший суд. Если не удастся дело выиграть, я останусь без подданства»743.

Я. Л. Тейтель, находясь во Франции, А. Гольденвейзер – в США, Е. А. Каплун – в Брюсселе, Б. А. Членов – в Женеве, А. В. Гольденберг, Яков Фрумкин, Лев Зайцев – сначала в Берлине, а позже в Париже и Ницце, выполняющие поочередно в 1936–1939 гг. обязанности председателей официально не существующего Союза русских евреев в Германии, постоянно координировали свои действия и планы. Коллегиальность в решениях, доверительные дружеские отношения и безграничная преданность делу, будь-то вопросы, связанные с распределением средств, полученных от «Джойнта», или персональные вопросы ответственности за передачу денег, или помощь в каждом конкретном случае – сердца этих людей бились в одном ритме: спасти гонимых, сохранить Союз или то, что от него осталось, как связующую нить помощи и надежды.