Полк остановился, и я вынужден был донести в штаб бригады о том, что наступать на этом участке не могу.
На следующий день рано утром я с ординарцем и двумя разведчиками выехал в Курган в штаб дивизии. Подъезжая к городу, мы услышали артиллерийскую, а затем частую ружейно-пулеметную стрельбу у железнодорожного моста. Я понял, что это было наступление моих соседей, и решил посмотреть, как они действуют.
На северо-восточной окраине Кургана находился командный пункт Строганова и командиров полков.
Несколько дальше, на север от Кургана, также слышалась стрельба. Там сражалась 13-я бригада нашей дивизии под командованием А.А. Сазонтова.
Было около 8 часов утра. Артиллерия противника, а также бронепоезд и пулеметы наносили чувствительные потери нашим войскам. Каждая попытка переправиться через реку Тобол около железнодорожного моста срывалась.
Присмотревшись к обстановке и осмыслив происходящие события, я пришел к комбригу, у которого в этот момент находились командиры полков, и сказал:
— Такая организация наступления ничего, кроме жертв, не принесет…
Молодости свойственна прямота и непосредственность. Но такой дерзости не ждали от меня ни командир бригады, ни командиры полков, которые по всем статьям имели право смотреть на меня, как на школьника. Ведь все они кадровые офицеры.
— А что ты предлагаешь? — спросил меня Строганов, не сумев скрыть возмущения в голосе.
— Противник пристрелял каждый кустик и каждую кочку. У него здесь сосредоточены основные огневые средства. Если мы не подавим их артиллерией, толку не будет. Кроме того, наступать в светлое время нельзя…
В заключение я сказал комбригу, что если он разрешит мне, то завтра мой полк к обеду форсирует Тобол южнее и, захватив противоположный берег с лесным массивом, прорвет фронт обороны противника.
Такая самоуверенность обидела старших товарищей. Это было видно по их лицам. Находившийся тут же на командном пункте комиссар бригады Горячкин в разговор не вступал. Но когда я, распрощавшись, поехал в штаб дивизии, он нагнал меня и с упреком спросил:
— Зачем ты обидел наших командиров? Что они, не хотят разбить противника?
Я запальчиво ответил:
— Одного желания еще мало… Мне жаль людей наших. Зачем их губить напрасно?
— Хорошо, — понимающе сказал он. — Значит, ты не отказываешься от своих слов, что завтра разобьешь противника, форсируешь Тобол и выйдешь на восточную окраину лесов?
Прикинув еще раз в уме то, что созрело перед разговором с комбригом, я ответил, что словами не бросаюсь, а как коммунист за победу ручаюсь, если разрешат мне действовать здесь по-своему.