Я поспешил в Москву; опасения мои насчет отказа Левашовых оказались напрасными; я был принят ими по-прежнему. Деньги, данные мне матерью для расходов по случаю моей свадьбы, были, конечно, незначительны; я же и из них не мог употребить ни копейки на этот предмет. Живя с Цуриковым, я вошел в некоторые долги, уплата которых требовалась немедленно; за меня поручился Петр Максутов, и долги были отсрочены на несколько времени. По возвращении моем в Москву я должен был их уплатить, и затем у меня не осталось ни копейки из означенных денег, так что в три месяца, когда я был женихом, я не мог подарить моей невесте самой пустой безделицы.

Левашовым было известно, что я, за исключением содержания по чину: 800 руб. асс. жалованья, 400 руб. асс. столовых и 300 руб. квартирных, а всего 1500 руб. асс. (т. е. сер. 428 руб. 57 коп.), ничего не имею, а потому они на свой счет подготовили все нужное для свадьбы и дальнейшей жизни. Положение их дел было также весьма затруднительное, {как будет мной изложено ниже}, а потому для изготовления приданого дочери они продали Смоленское имение (около 400 душ) Е. Г. Левашовой, в котором они так долго жили и где был у них прекрасный сад. Это имение никогда им не приносило {достаточно} даже для уплаты процентов в сохранную казну, в которой оно было заложено. Бо́льшая часть денег, вырученных за имение, за уплатою долга сохранной казне была употреб лена Н. В. Левашовым на приданое. Куплены были экипажи, четверка лошадей, серебро, мебель, белье и т. п., но все это покупалось нерасчетливо, как обыкновенно это делал Левашов. Остальное имение, с лишком 4000 душ, Левашов предполагал разделить поровну между своими шестью детьми. До выдела же имения он обещал давать дочери 10 тыс. руб. асс. (2857 руб. сер.) в год. Всем казалось, что состояние Левашовых очень большое и что они живут ниже своего состояния, {но далее изложу, как незначительны были их доходы и что они постоянно жили в долг}.

Невеста моя продолжала всю эту зиму брать уроки музыки и пения, прочее же ученье было прекращено, в том числе и изучение русской литературы под руководством известного впоследствии критика Виссариона Белинского, который продолжал однако же учить младшего брата моей невесты, Валерия, готовившегося в этот год поступить в университет. У невесты моей был прекрасный голос; русские песни она пела с необыкновенной приятностью и чувством; она очень любила петь при аккомпанементе на фортепиано Р. И. Лан.

С. В. Цуриков купил в 1837 г. с аукциона ящик шампанского и оставил его у сына на сбережение. Когда у нас бывали гости, Цуриков таскал бутылки из ящика. Шампанское было плохое, но все же шампанское. В нашем же сарае хранились какие-то вещи для церкви с. Лебедки. С. В. Цуриков, приехав в Москву в начале 1838 г., объявил сыну, что он сделает мне визит и, следовательно, будет и у сына, чего он не делал, когда сын жил один. Мой товарищ Цуриков чрезвычайно испугался приезда отца, будучи уверен, что последний пойдет осматривать лежащие в сарае церковные вещи, а вместе с тем осмотрит и ящик шампанского, {в котором недоставало нескольких бутылок}. Цуриков был очень встревожен тем, что нигде не мог сыскать денег для покупки недостающих в ящике бутылок шампанского. Встретив у меня старшего брата невесты, Василия Николаевича Левашова, которому не приходило в голову, чтобы Цуриков мог бояться до такой степени своего отца, он попросил денег взаймы у Левашова, но и у него ничего не было; тогда Цуриков схватил мои золотые часы с такою же цепочкою и послал заложить их в винном погребе под недостающие бутылки шампанского. Они были привезены за несколько минут до приезда отца Цурикова, который был со мной очень любезен, сыну же своему не сказал ни слова; последний, не смея сесть, все время стоял у печки посредине комнаты и несколько раз подобострастно подходил целовать руку отца, что очень не шло к его резко выразительному лицу. В. Н. Левашов, привыкший к чрезвычайно доброму и снисходительному обращению своих родителей и к резкому со всеми обращению А. С. Цурикова, до того был перепуган, что на нем лица не было. Когда Цуриковы пошли в сарай осматривать церковные вещи, он сказал: «какой страшный медведь» – и поспешил уехать. В сарае сын Цурикова показывал отцу и ящик с шампанским; {не знаю, заметил ли последний, что ящик был пополнен бутылками другой марки, конечно, гораздо лучшей}.