В одну из тех трех недель, которые я постоянно жил в Темрюке, бывший с нами слуга сестры моей Иван исчез после завтрака; его не могли доискаться перед обедом; по моему извещению разосланы были казаки по разным направлениям, но так как и поздно вечером его не отыскали, то все полагали, что он захвачен какими-нибудь никем не замеченными горцами; наше сожаление и страх были чрезвычайны. На другой день оказалось, что он лег в сено, где проспал преспокойно более 12 часов сряду.

По распущении в июне отряда, работавшего на правом берегу р. Кубани, в первую мою поездку из Темрюка в Андреевский пост я взял с собою жену. Приехав в этот пост, я послал бывшего при мне инженерного кондуктора пригласить зауряд-есаула, командовавшего оставшеюся при работах сотнею казаков. Кондуктор, возвратясь, объявил, что есаул его разругал, сказав, что я сам могу к нему явиться, так как он такой же капитан, как и я, и что есаул показался ему пьяным. Однако же есаул вскоре пришел в мою комнату и грубо сказал, что я не имею права за ним посылать кондуктора, которого он за то, что приходил за ним, арестует. Когда я очень хладнокровно объяснил ему, что он, с его сотнею казаков, состоит, по приказанию наказного атамана, под моим начальством, есаул, которого отделял от меня стол, вынул шашку из ножен и замахнулся ею, чтобы ударить меня по голове. Казаки, видевшие начало этой сцены в окно, вбежали в комнату, схватили есаула за руки и вытащили вон. Жена моя гуляла в это время около поста. Я, выйдя из комнаты, приказал скорее закладывать тарантас, в котором мы приехали, и рассказал жене о случившемся. Не успели еще заложить тарантас, как прибежал ко мне тот же есаул. Он, стоя на коленях, просил прощения и о том, чтобы я об его поступке не передавал наказному атаману. На ответ мой, что я не могу скрыть от атамана его поведения, он пополз за нами на коленях, прося у меня и у жены, которую удерживал за ее платье, простить его, говоря, что атаман разжалует его в простые казаки, что он все чины заслужил в бою с горцами и что если я его прощу, то будет со мной Божие благословение, а в противном случае я и жена моя, и если у меня есть мать, то и она попадемся в плен к горцам. По приезде в Темрюк я рассказал о случившемся полковому командиру А. Л. Посполитаки, который, сейчас же сменив зауряд-есаула, посадил его под арест и донес Завадовскому. Последний немедля приехал из Екатеринодара; я его просил по возможности ограничить наказание зауряд-есаула.

В одну из моих поездок из Темрюка в Андреевский пост я взял с собою жившего у нас шурина моего Анатолия. Вскоре должен был прийти на левый берег Кубани отряд для устройства укрепления и сообщения от него до Кубани. Проект этого сообщения был составлен по осмотру местности 19 февраля 1841 г. в ночное время, а потому я хотел его поверить. Очень любя подвергать себя опасностям, я вздумал, взяв с собою двух пластунов, с ними переехать на неприятельский берег р. Кубани. Шурин мой, Анатолий, упросил меня взять его с собою, на что я согласился с условием, чтобы он о нашем переходе через Кубань не говорил сестре своей. После нескольких часов, проведенных за Кубанью, заметив горца, бежавшего от нас к саклям, мы немедля вернулись на правый берег Кубани. По возвращении в Темрюк Анатолий не мог не похвастаться перед сестрой тем, что был на неприятельском берегу, и понятно, что мне крепко от нее досталось за эту отвагу.