В другую поездку в Андреевский пост, когда я верхом осматривал работы от Андреевского поста к Кубани, налетела огромная масса саранчи, так что вдруг в ясный день сделалось совершенно темно. Саранчи было такое множество, что, когда я уже сел в тарантас, она еще не успела вся пролететь, и я ехал днем, как будто в сумерки.

Военный министр, по осмотре Закавказья и восточной части Кавказа, должен был ехать из Ставрополя в область черноморских казаков и при этом осмотреть мои работы. Впоследствии я узнал, что он вызовет меня в Ставрополь, а сам оттуда поедет прямо в Петербург. В это время у меня сильно заболел один из моих слуг, а перед этим только что умер слуга, приехавший с моим шурином Анатолием. В Тамани не было никаких средств вылечить заболевшего, послать же его в фанагорийский военный госпиталь, расположенный близ Тамани, было бы бесполезно, так как он, как не военный, не был бы принят. Поэтому, несмотря на то что я с часу на час ожидал приказания военного министра прибыть в Ставрополь, я решился сам с женой отвезти больного в Тамань и просить принять его в госпиталь, в чем успел; он через месяц выздоровел.

По возвращении в Темрюк я узнал, что военный министр, торопясь в Петербург, не вызовет меня в Ставрополь и что им послан для осмотра моих работ его адъютант, {князь Владимир Иванович Барятинский, (впоследствии} генерал-лейтенант и президент придворной конюшенной конторы), который, осмотрев со мной работу, произведенную на правом берегу р. Кубани у Варениковой пристани, уехал в Петербург.

Чернышев возвратился в Петербург в начале августа и остался по-прежнему военным министром; управлявший же в его отсутствие Военным министерством генерал-адъютант, генерал от инфантерии граф Петр Андреевич Клейнмихель назначен был главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. Когда я сказал об этом назначении Завадовскому, то он, несмотря на свою хитрость и сдержанность, не мог удержаться, чтобы не сказать мне: «Пусть хоть сделают его фельдмаршалом и чем хотят, только бы подалее от нас».

По окончании работ на правом берегу р. Кубани командиры казачьих полков, составлявших рабочий отряд, предложили мне, в благодарность за доброе обхождение с казаками и за дозволение им уйти на три недели для хозяйственных работ, по 200 руб. с полка, собранных ими с казаков. Я просил полковых командиров поблагодарить казаков за их любовь ко мне, а собранные деньги возвратить им. Когда я рассказал это Завадовскому, то он меня очень настоятельно просил простить им их поступок, потому что они сделали это по глупости, а главное, ничего об этом не говорить военному министру. {Полковые командиры, вероятно, означенных денег не возвратили казакам, а взяли себе.}