Страшная драма, разыгрывавшаяся в Крыму, привлекала общее внимание; долгая защита Севастополя, укрепленного во время его осады многочисленным неприятелем с небывалыми до того средствами, приободрила Россию, но известие о поражении на р. Черной{561}, и вслед затем и об оставлении нашими войсками южной части Севастополя{562}, ввергло всех в уныние. Замечательно, что в день падения Севастополя в Москве был поднят большой колокол на храме Спасителя, который строился по обещанию Императора Александра I в память избавления России от нашествия галлов и с ними два десятка языков.
Новый Император, проездом на южный театр войны, посетил осенью Москву. Его провожал Клейнмихель, который этот раз остановился в Кремлевском дворце, тогда как он обыкновенно во время проездов своих через Москву останавливался в нанятом, кажется в 1849 году, для приезда его и его семейства, большом доме на Тверском бульваре, впоследствии принадлежавшем Рукавишникову{563}. Этот дом нанимался на казенные деньги, что служит новым доказательством, до какой степени Клейнмихель не жалел их ради своих удобств; для нескольких дней в году, которые он проводил в Москве, израсходовывалась значительная казенная сумма на наем большого дома и на его содержание.
Перед приездом Государя в Москву объявлено было Высочайшее повеление о том, что впредь все ордена за военные подвиги будут даваться с мечами, которые должны носить на своих орденах и те лица, которые их получили за военные подвиги прежде объявления означенного повеления. Получив орден Св. Анны 2-й ст. с короной за участие в военных действиях в Венгрии, я, в бытность Клейнмихеля в Москве, надел этот орден с мечами и носил его в продолжение 7 1/2 лет. При награждении лиц, имевших орден с мечами, высшей степенью того же ордена, она давалась с мечами над орденом. Узнав в 1863 г., что я представлен к Анне 1-й ст. без мечей над орденом, я обратил на это внимание штаба корпуса путей сообщения, но в штабе объяснили, что я имел бы это право, если бы получил низшую степень за военные подвиги, а не за участие в военных действиях.
Прогуливаясь по Александровскому (Кремлевскому) саду с моими двумя племянницами Викулиными, из которых в это время старшей было 18, а младшей 16 лет, я встретил Клейнмихеля, которого они видели в первый раз, и по особенной его улыбке, когда он завидел меня, и по весьма любезному со мною разговору, заключили, что он меня очень любит, и не понимали, как можно верить всему дурному, рассказываемому о человеке с таким приятным лицом и обращением.