Чевкин осмотрел производившиеся в Москве водопроводные и другие сооружения и между прочими каменные пакгаузы, устроенные для московской {таможни при Московской} станции Николаевской железной дороги, в которых нашел много трещин и других повреждений. Возвратясь в Петербург, он прислал мне с молодым архитектором [
Ваше Сиятельство при личном со мною в Москве свидании изволили отозваться о начальнике Московских водопроводов полковнике бароне Дельвиге, как об офицере, заслужившем полное ваше доверие и одобрение; отзыв сей побудил меня возложить на него доверенное поручение: освидетельствование обще с особо назначенным мною архитектором Маевским повреждений, оказавшихся во вновь построенных зданиях Московской таможни. Долгом поставляю известить о сем Ваше Сиятельство и с тем вместе прошу принять уверение в отличном моем почтении и преданности.
Ваше Сиятельство при личном со мною в Москве свидании изволили отозваться о начальнике Московских водопроводов полковнике бароне Дельвиге, как об офицере, заслужившем полное ваше доверие и одобрение; отзыв сей побудил меня возложить на него доверенное поручение: освидетельствование обще с особо назначенным мною архитектором Маевским повреждений, оказавшихся во вновь построенных зданиях Московской таможни.
Долгом поставляю известить о сем Ваше Сиятельство и с тем вместе прошу принять уверение в отличном моем почтении и преданности.
Это отношение мне очень не понравилось: Чевкин поставлял меня в такую зависимость от Закревского, в которой я никогда не находился; вспомнил я тогда о прежнем начальнике, который своих подчиненных ни в чью зависимость не ставил.
В это же время предположено было соорудить в Петербурге памятник Императору Николаю I. Исполнение 4 барельефов к этому памятнику было поручено даровитому скульптору Рамазанову{566}, бывшему тогда директором Московского училища живописи и ваяния. Мне же поручено было Чевкиным наблюдать за успешностью работы Рамазанова, который был большой кутила; в каждый мой приезд к нему я заставал его за водкой и закуской. Вначале сюжетами трех барельефов были назначены эпизоды из бунтов 14 декабря, на Сенной во время холеры 1831 г. и Варшавского, хотя при последнем Императора не было в Варшаве. Сюжеты для барельефов передавались Рамазанову через меня; когда я сообщил их П. Я. Чаадаеву, он заметил, что не следовало бы передавать потомству несчастных эпизодов из истории царствования того, кому сооружается памятник, и что в Петербурге, вероятно, одумаются и изменят сюжеты барельефов. Действительно, я вскоре получил изменение сюжетов двух барельефов; тогда Чаадаев мне сказал, что и третий бунт отменят. Так и случилось; между тем у Рамазанова многое было уже сделано, и его работа пропала понапрасну.