Для эволюции CERFI, чьи теоретические отсылки до сих пор почти исключительно сводились к паре Маркс – Фрейд, также показательно, что этот номер, вышедший в 1973 году, несколько дистанцируется от марксизма: «Наши твердые марксистские принципы по пути несколько ослабели»[1159]. Под воздействием Лиона Мюрара и Франсуа Фурке особую важность для осмысления логики рынка и капитализма приобретает другой источник: историк Фернан Бродель, «отец» школы «Анналов», главенствовавший в 1973 году в корпорации историков.

Вскоре после этого коллективного проекта Фурке пишет очень личную книгу, которую выпускает как № 14 журнала под заголовком «Исторический идеал»[1160]. В первых же строках он представляет этот проект как отражение «личного кризиса и глубокой трансформации отношений с практикой политического активизма, психоанализа и исторического знания»[1161]. «Исторический идеал» – настоящая критика активистских принципов, в особенности маоистов-альтюссерианцев вроде Робера Линара, с точки зрения идей Сартра и Ницше, к которым следует также добавить Броделя – у него Фурке черпает историческое вдохновение. Из этой критической траектории он делает вывод, что «существуют только либидо и сила»[1162].

Фурке стремится размежеваться особенно с кругом CERFI и с «Анти-Эдипом» Делёза и Гваттари, где отстаивался некоторый активистский идеал. Там складывается имплицитная концепция активистского идеала, производного от морального идеала, который, по его мнению, по сути является продолжением аскетического идеала Ницше в современной форме. Он дистанцируется от этой концепции, считая, что Делёз и Гваттари проецируют эту мораль на свою концепцию бессознательного: якобы есть хорошее и плохое бессознательное, что абсурдно, потому что, как показал Фрейд, бессознательному неведомы ни время, ни мораль, а значит, оно располагается по ту сторону добра и зла. Он представляет эту критику в несколько завуалированном виде, но все же она считывается. Это дистанцирование Фурке продолжит в жизни, когда в 1976 году он покинет Париж с чемоданом, заполненным книгами Ницше. Он отправляется жить в одиночестве в горах департамента Ардеш, продолжая проводить опросы для CERFI, из-за которых регулярно приезжает в Париж.

Если оставить в стороне эссе Фурке, Recherches ставят перед собой задачу проверить на практике понятие коллективной сборки высказывания. Хотя журнал не отказывается от подписей под материалами, он отдает предпочтение коллективным размышлениям и не довольствуется ролью почтового ящика, в который кладут статьи, чтобы потом из них кое-как собрать журнал. Самые амбициозные ставки делаются на группу с расчетом на то, чтобы произвести на свет новую коллективную субъективность: «Каждый должен присвоить себе коллективную субъективность, сохранив при этом свою собственную. Порой это очень трудно»[1163]. Фактически в CERFI не стоит вопроса об организации работы по рациональной схеме, с учетом квалификаций каждого, еще меньше, чтобы привлечь посторонних специалистов. Поэтому там нет исполнителей, секретарей или профессиональных менеджеров: «В фундаментальном смысле речь шла о том, чтобы быть вместе, создавать совместную форму жизни»[1164]. Сразу после 1968 года это попытка замедлить наступающий распад и продолжать интенсивно проживать утопию в действии. Единственный закон, признаваемый CERFI, – священный закон группы и ее активистских интересов. Фурке вспоминает, что они переиначили на свой лад формулу ордена иезуитов «подчиняться как труп» (perinde ac cadaver), который CERFI тоже понимал в смысле дисциплины, как призыв к порядку: «Будь активен, активист» (En militant, militant)[1165].