Май 1968-го относится скорее к порядку чистого события, свободного от всякой нормальной или нормативной причинности. Его история – «цепочка нестабильностей и упрощенных флуктуаций». В 1968 году было много волнений, но в конечном счете не это имеет значение. Значение имеет то, что это был феномен прозрения, словно бы общество вдруг увидело то, что было в нем невыносимого, а еще увидело возможность чего-то другого. Это коллективный феномен, выраженный в форме: «Требую возможного, иначе задохнусь…» Возможное не дано заранее, оно создается событием. Это вопрос жизни и смерти. Событие создает новую жизнь, оно производит новую субъективность[2252].
Итак, эта встреча оказалась возможной благодаря двум событиям, но в чем кроется ее плодотворность? Почему эта молния, вспыхнувшая на небе, предвещает новую парадигму? Задача двух этих мыслителей – продвинуться еще дальше в децентрации человека, чтобы еще успешнее погрузить его в живую среду и обрести тем самым утраченное единство. Дегуманизировать человека, чтобы еще больше гуманизировать природу в рамках того, что Пьер Монтебелло называет «самой человечной метафизикой космоса и самой космичной метафизикой человека после коперниковской революции»[2253]. То есть задача не в том, чтобы реабилитировать старую метафизику, которая приписывает слишком большое значение тождественному, тождеству с образцом, а в том, чтобы создать новую метафизику, которая бы подняла на щит философию природы, оставляющую место для развертывания всевозможных различий, поскольку «бытие на самом деле стоит на стороне различия, а не единства или множества»[2254]. В этом и заключается смысл поисков Делёза, чистого метафизика, каким он себя считал, который затянул своего друга Гваттари в авантюру, затеянную еще в самом начале 1950-х годов. И именно эти поиски и привели его к реабилитации забытых, униженных, побежденных, вышедших из моды традиций, а именно традиций Тарда, Ницше, Бергсона. Ведь именно они попытались построить новую метафизику, которая вместо того, чтобы разделять сознание и природу, стремилась найти ту его составную часть, благодаря которой, как считал Бергсон, сознание не является сознанием чего-то, но само является чем-то, что представляется немаловажным сдвигом по отношению к феноменологической программе Гуссерля.
Мир, по словам Ницше, – это «мир отношений»[2255]: эта мысль, проходящая красной нитью по творчеству Делёза, утверждается еще в «Логике смысла», где совершается переход от «есть» к «и», причем именно «и» отдается приоритет, утверждаемый снова и снова. Так, в интервью