Творчество Делёза и Гваттари работает и в философских кругах, даже у философов, которые кажутся заведомо ему чуждыми. Это, к примеру, относится, к главному редактору журнала Esprit Оливье Монжену, который больше опирается на Рикёра, Лефора, Мерло-Понти и Арендт. Делёз для него играет роль постоянного раздражителя, который заставляет выходить за пределы привычных схем: «У меня есть два автора, которых я постоянно перечитываю и которые возвращают меня к философии, – Рикёр и Делёз»[2236].

Хотя Монжен и не разделяет политического радикализма Делёза или его антихристианства, он обнаруживает у него то, что особенно ценит в Рикёре, а именно восприимчивость к пространству, внешнему для философии, способность давать философские ответы на вопросы, коренящиеся за пределами философии. Конечно, Оливье Монжен не следует Делёзу в отказе от всякого опосредования: «Для него нет Христа, нет благого опосредования, даже священного. Это художественная мысль»[2237] Его интерес к Делёзу заставил его выписать своего рода асимметричную параллель, поскольку он задается вопросом о том, не сводятся ли работы Делёза к выражению избытка, в противоположность творчеству Рикёра, которое воплощает в себе долг[2238]. Хотя два эти философа практически не пересекаются, в том числе из-за различия в стиле, их противоположность нельзя свести к столкновению гуманизма и теоретического антигуманизма. Оба дистанцировались от философской традиции и оба принимали стихию не-философского, занимаясь апоретической, напряженной рефлексией, в которой главное – это конъюнкция «и», совместность мышления, переплетение. Оба отказались от Гегеля и не довольствовались кантианским формализмом, оба наделяют особым значением Бергсона, так что «созвучие Делёза и Рикёра, если о нем и можно говорить, по существу состоит в принятии „бытия к жизни“ (Спиноза) и в недоверии к „бытию к смерти“ (Хайдеггер)»[2239].

В спинозистском пространстве Делёза остается два неосвоенных участка: вопрос трагического, зла не имеет для него значения, как и вопрос о «первичном утверждении», поставленный Жаном Набером. Тем не менее Делёз сумел подорвать генеалогическое древо, закон отца, чтобы расстаться с чувством нехватки и виновности в жесте, героизм которого вызывает эйфорию, пробуждая в то же время силы жизни в обществе, которое должно основываться на братской солидарности, – в обществе союза, а не генеалогической филиации.

Заключение

Заключение

С 1969 года и до смерти Гваттари в 1992 году два автора с различными образованием, характерами и восприятием работали вместе над созданием исключительных произведений. Все это время действовало то, что уже в самой первой их статье, опубликованной в 1970 году и посвященной Клоссовски, определялось, предвосхищая события, в качестве «дизъюнктивного синтеза», коллективной сборки высказывания, невероятного брака осы и орхидеи.