– Какой дикий, невыдержанный человек этот Родзянко! – обратился он ко мне после заседания. – Вы не смущайтесь этим! Все его знают, и никто за сегодняшнюю выходку не оправдает его.

– Да я и не думаю смущаться. Если сама царица и министерство иностранных дел не могут выпросить разрешения на отправку наших священников в лагери военнопленных, то что же я-то могу сделать? А как будет думать об этом деле г. Родзянко, – для меня безразлично, – ответил я.

– А вы знаете, откуда у него такая ненависть против вас? Он всюду кричит: сейчас Россией правят три человека – Алексеев, Шавельский и Воейков. (Эту фразу я слышал тогда же от В.И. Яцкевича с маленькой лишь вариацией: «Знаете, что везде говорят»…)… – добавил Кривошеий.

– Господи, какая глупость! – ответил я на это.

Только я собрался около 5 ч. вечера в этот день ехать на вокзал, как ко мне прибыл состоявший при товарище министра внутренних дел, князе В.М. Волконском, гвардейский капитан Н. узнать, могу ли я через несколько минут принять князя, который теперь находится в министерстве. Я ответил, что ждать князя не могу, так как спешу на вокзал для отъезда в Могилев, по пути же на вокзал сам заеду в министерство. Чрез несколько минут я сидел в служебном кабинете товарища министра внутренних дел, а кн. Волконский ориентировал меня в положении дел. Положение катастрофическое: в Государственной Думе единодушная оппозиция и ненависть к правительству, в обществе недовольство и возмущение, в народе брожение, а в правительстве безумие. Как будто нарочно делается всё, чтобы ускорить развязку, – так характеризовал кн. Волконский данный момент. Более всего беспокоил Волконского министр внутренних дел Протопопов.

– Я начинаю думать, не с ума ли сошел министр внутренних дел, – говорил кн. Волконский. – На днях я обращаюсь к нему: Александр Дмитриевич, что ты делаешь? Ведь ты ведешь Россию к гибели. «Пусть гибнет, и я торжественно погибну под ее развалинами!» – ответил он мне. Разве не безумие? Дальше. Ушел здешний градоначальник кн. Оболенский. Надо выбрать сильного человека. Мой выбор остановился на приморском губернаторе, ген. Хагондокове. Умный, энергичный, честный человек, – именно такой теперь нужен нам. Советую Протопопову взять его. «Пожалуй, согласен, – отвечает он. – Только знаешь что?.. Пусть Хагондоков съездит сначала к Григорию (Распутину)… ну, посоветуется с ним»… Так у нас решаются и другие дела. О Штюрмере и говорить не стоит. Старая развалина, не пригодная ни для какого дела.

Волконский просил меня употребить в Ставке героические усилия, чтобы спасти дело. Пока еще теплится, хотя и очень слабая, надежда на возможность спасения, если будет обновлено правительство и изменен правительственный курс. «Значит, гибнем!» – с этой мыслью я уехал от князя на вокзал. За пять минут до отхода поезда тот же гвардейский капитан явился ко мне в купе вагона и вручил пакет от князя – в нем были стенографически записанные речи Шульгина, Милюкова и других думских ораторов.