«Мне никому ничего не надо доказывать. Я давно уже всё доказал», — ответил Лобановский Григорию Суркису, сказавшему ему в квартире на Суворова — они уже обо всём договорились, — что теперь Валерий Васильевич может доказать недоброжелателям свою профессиональную состоятельность. «Но доказывать и учиться, — говорил мне Лобановский, — разные совершенно вещи».
Скептически поначалу отнёсся к возвращению Лобановского и Леонид Буряк. Ещё в марте 1995 года в интервью газете «Ведомости-спорт» он сказал, что, по его мнению, лучшие тренерские годы Лобановского уже позади, «и поэтому дело Лобановского кто-то должен продолжать, ведь его опыт бесценен». В январе следующего, 1996 года та же газета поинтересовалась у Буряка по поводу слухов о том, что сборную Украины может возглавить Лобановский. «Я вам скажу, — высказал своё мнение Буряк, — что в жизни каждого человека есть определённый временной промежуток полезности. Нельзя тренировать футбольные команды по телефону. При всём уважении к Валерию Лобановскому, его можно сделать консультантом, президентом Федерации футбола. Но когда человек в возрасте, толку от него мало (Лобановскому в январе 1996 года исполнилось всего 57 лет; можно вспомнить, что спустя годы Буряк и Блохин в этом возрасте только-только избавились от определения «молодые перспективные тренеры».
Заметка эта поступила по факсу Лобановскому в Кувейт. Домашние не успели её спрятать. Лобановский прочитал, вздохнул и произнёс: «Какие же бывают люди...» И никогда потом он ни словом, ни полусловом не напоминал Буряку о «промежутке полезности».
После возвращения Лобановского из Кувейта и достижения с ним договорённости о том, что он возглавит «Динамо», Григорий Суркис в один из осенних вечеров 1996 года организовал на базе в Конча-Заспе товарищеский ужин. За столом сидели братья Суркисы, Леонид Кравчук, Лобановский, Йожеф Сабо, Виктор Медведчук, Александр Чубаров и работавший тогда в клубе пресс-атташе (спустя несколько лет он стал вице-президентом) Алексей Семененко. «До сих пор не знаю, — говорит Семененко, — как я туда затесался. Но помню, что Григорий Михайлович сказал: “Леша, пошли с нами”. Может быть, он хотел, чтобы я, как пресс-атташе, запечатлел увиденное для истории. И действительно, как потом оказалось, это была знаковая встреча».
Первым говорил Лобановский. Он встал, в руке рюмка с крепким напитком (Семененко помнит, что с водкой, но, скорее всего, с коньяком — от водки Лобановский, по совету врачей, отказался весной 1988 года). Окинул присутствующих взглядом и после паузы сказал: «Вы, наверное, знаете, что я не люблю признавать свои ошибки. Но сейчас хочу сказать, что тогда, в 93-м, когда происходили революционные события в моём родном клубе, я был на стороне Виктора Безверхого. Я писал письма тогдашнему президенту страны Леониду Кравчуку (в этот момент Леонид Макарович кивнул, подтверждая, что так и было) с просьбой вмешаться, разобраться и отвести претендентов от этой ситуации. Но прошло время, и я убедился, что был на все сто процентов неправ. Мне нашёптывали на Суркисов. Те, кто делал это, пользуясь отсутствием у меня возможности быть в полной мере информированным, поступали непорядочно не только по отношению к братьям, но и ко мне. И сейчас я готов это признать. За тех, кто реанимировал мой клуб! Кто ведёт его вперёд и с кем я буду с удовольствием работать!»