Лобановского ни разу не видели паникующим, как бы ни играли динамовцы. 5 октября 1997 года «Динамо» возвращалось из Львова, проиграв «Карпатам» 0:1. В самолёте гнетущая тишина. Настроение у братьев Суркисов, мягко говоря, неважное. Лобановский, обращаясь к ним и к сидевшему рядом Сабо, говорит: «Вот, если вы обратили внимание, сегодня постановка игры “Динамо” отвечала всем требованиям современного футбола. И необходимая подстраховка была, и забегания, и активная работа на флангах. Да, эти действия не завершились голами, а чуть ли не единственная ошибка привела к взятию наших ворот, но катастрофического ничего не произошло». Присутствовавший при этом Чубаров вспоминает, что Валерий Васильевич «настолько убедительно всё аргументировал, что ещё минута, и я подумал бы, будто мы выиграли 5:0. Обрисовал картину в таких красках, что не только успокоил, но и обнадёжил».

Виктор Скрипник вспоминает, что после общения с Лобановским тет-а-тет «можно было высушивать одежду — она вся пропитывалась потом». Футболисты говорили, что по пути в кабинет Лобановского на разговор вспоминали все свои последние прегрешения, но из кабинета чаще всего выходили окрылёнными: Лобановский никогда не кричал на них, не оскорблял, очень тонко чувствовал, когда и что игроку нужно сказать или что для него необходимо сделать.

Олег Кузнецов многие годы с дрожью вспоминал, как в бане на базе просил у Валерия Васильевича квартиру. «Я, — говорит он, — человек скромный: думал, раз не дают жилплощадь, значит, ещё не заслужил. Но старшие товарищи — Блохин с Балтачёй — убедили меня, что игроку сборной СССР как-то негоже жить в общежитии. Короче, решился я на разговор с тренером. А тут как раз случай удобный подвернулся.

Сидим мы в парилке после тренировки — и вдруг заходит Лобановский. Ребята, подмигнув друг другу, тут же вышли. Остались мы с наставником вдвоём. У меня сердце колотится, слов никак подобрать не могу. Хотел сказать одно, а выдал... В “Спартак”, говорю, приглашают, в московское “Динамо”, квартиру обещают. Васильич пристально так посмотрел мне в глаза и с удивлением говорит: “Тебя в ‘Спартак’ зовут? Вот повезло человеку! Так чего же ты ждёшь? Беги скорее в прославленный клуб!” После этого тренер употребил в мой адрес немало горячих слов. Я же словно в прострацию впал, даже не помню, как из парилки вышел. Думал, ну всё, вылечу из основного состава, как пробка из бутылки. Но мои опасения не подтвердились. Тренер вёл себя, словно и не было никакого разговора, а через месяца два-три я уже праздновал новоселье».