Роль алкоголя в преступлениях Нильсена стоит рассмотреть подробнее. Выпивка не только заставляла его отпускать внутренние тормоза (как происходит с 60–90 % убийц – в зависимости от того, к какому исследованию обратиться), но также служила для него весомым оправданием, как бы снимавшим вину с ребенка-Нильсена. Вот как, по моим представлениям, работала его подсознательная мораль. Эндрю Уайт являлся строгим трезвенником, так что, если внутренний ребенок Нильсена страдал от (воображаемого) неодобрения дедушки из-за совершенных им убийств, взрослый Нильсен мог винить в этом алкоголь, об опасности которого дедушка его предупреждал, тем самым доказывая его правоту и в то же время демонстрируя, что источником зла тут является алкоголь, а не сам Деннис. Долгое время Нильсен действительно винил алкоголь в своем первом убийстве и все еще склонен приписывать ему излишнюю важность. Он переоценивает влияние алкоголя на свои преступления, но в то же время недооценивает при этом его символическую важность.

Способ, при помощи которого Нильсен избавлялся от мертвых тел, вызывает отвращение. Учитывая, что избавиться от них было необходимо, если он хотел избежать ареста, то с практической точки зрения он всего лишь действовал наиболее эффективно. Многие убийцы избавлялись от тел гораздо более неприятным способом, чем он (Дрюс, Вебстер, Лютгерт, Денке, Фиш, Гроссман, Най – это лишь некоторые из них). Он не получал от этого удовольствия, и в расчленении тел для него не присутствовало никакого сексуального подтекста (только однажды он отрезал гениталии у трупа на Крэнли-Гарденс и говорил, что ощущалось это как святотатство). Но суть не в этом. Удивление вызывает не то, почему он расчленял их, но то, как он мог примириться после этого с собой. Фотографии человеческих конечностей и кусков плоти, сделанные полицией на Крэнли-Гарденс, любого «здорового» человека заставили бы вспотеть и отшатнуться. Как это возможно – просыпаться утром и видеть человеческую голову в кастрюле на газовой плите? Как можно помещать куски людей в чемоданы, класть их в сарай и оставлять их там на целые месяцы, затем забирать их оттуда, когда они уже сгниют, и сжигать на костре? Как он мог сказать мне с квазинаучным любопытством, что вес отрезанной головы, поднятой за волосы, гораздо больше, чем можно себе представить? Признаюсь, я не знаю ответов на эти вопросы, и, как я сказал в начале книги, именно способность Нильсена не принимать это близко к сердцу, его неуязвимость к виду человеческих останков делают его таким непонятным.