Поэтому называть Нильсена «монстром» – значит уклониться от вопроса. Когда-то людей называли «ведьмами» и сжигали на костре без колебаний, поскольку избавиться от них было легче, чем задумываться над вопросами, которые вызывало их поведение и истерическая реакция на это общества. Нильсен совершал чудовищные вещи, и наша задача – тщательно его изучить, чтобы понять почему. Не ради него, не для того, чтобы дать ему шанс на искупление, но ради нашего же блага, чтобы углубить наши познания и улучшить наши шансы на обнаружение подобных ему аномальных личностей прежде, чем они начнут причинять другим вред и страдания. Даже если бы смертная казнь в нашей стране еще существовала, убивать Нильсена сейчас было бы крайне глупо, поскольку тогда мы своими руками уничтожили бы единственное, что стоит в данном случае дальнейшего исследования.
Пока не произойдет это подробное исследование (если оно произойдет), мы можем обратиться лишь к теории и опыту за объяснением. Психиатрия предлагает один ответ, разбитый на дюжину других поменьше, философия предлагает другой, теория сексуальности – третий, и дьяволизм – четвертый. Ни один не обладает прозрачной ясностью абсолютной истины, и, как мы уже видели, эти ответы часто противоречат друг другу по важным аспектам. Врожденная интуиция писателя тоже может предоставить свой вариант ответа. Что касается меня, я думаю, в жизни Нильсена есть некоторые моменты, которые ни один из этих ответов не объясняет полностью. Я намекал на них в предыдущих главах.
Понятия Нильсена о любви и смерти необъяснимо переплетены в его разуме. Это мало связано с психологией или даже с этикой: скорее это связано с восприятием идей. Мы все еще ничего не знаем о том, как идеи, представленные в словах, формируются в разуме. Почему слово «любовь» постоянно задевает некую струну, которая побуждает Нильсена тут же подумать о слове «смерть»? Наглядных тому примеров я уже привел достаточно в предыдущих главах.