Красная сестра не принимала «культурную революцию», но не желала винить в ней Мао Цзэдуна. Возложить на него ответственность значило усомниться в правильности собственных решений, а это могло привести Цинлин к мысли, что вся ее жизнь была ошибкой и она пошла не тем путем. Цинлин не могла допустить этого. «Я сделала свой выбор, и я ни о чем не жалею»[617], – говорила она близким людям. Арест вдовы Мао Цзэдуна, которую Цинлин никогда не любила, превратил Цзян Цин в главного виновника всех бед страны и помог Цинлин обрести душевное равновесие.

В действительности Цзян Цин не определяла политический курс страны: как она сама утверждала, она «была собакой председателя Мао – кого он велел мне кусать, того я и кусала». В 1930-х годах Цзян Цин была актрисой в Шанхае, затем переехала в Яньань вместе с другими представителями творческой интеллигенции левых взглядов. Там Цзян Цин познакомилась с Мао Цзэдуном и в 1938 году стала его четвертой женой. С годами Мао Цзэдун заметил, насколько она злой человек, но ему нравилось давать выход ее злости. «Цзян Цин смертельно ядовита, как скорпион», – однажды сказал Мао в приватной беседе и пошевелил согнутым мизинцем, изображая хвост скорпиона[618]. Мао использовал жену в качестве локомотива «культурной революции» и доверил ей почти всю грязную работу. Он знал, как народ ненавидит Цзян Цин. Незадолго до смерти, будучи неизлечимо больным и опасаясь государственного переворота, Мао посылал своим противникам недвусмысленные намеки: «Дайте мне спокойно умереть в своей постели, а потом делайте с моей женой и ее бандой что хотите».

Когда мадам Мао бросили в тюрьму, Цинлин возликовала. Обращаясь к подруге, она восклицала: «Партия слишком великодушна к этой злобной твари! Надо же, еще потребовала вернуть ей фуражку, словно на дворе лютый мороз!» Во время процесса над «бандой четырех» в 1980 году Цинлин писала Анне Ван, что вдова Мао Цзэдуна сильнее всего опорочила имя своего мужа заявлениями о том, что всегда действовала по его приказам. «Какая ужасная женщина!» – негодовала Красная сестра. Она вновь восхищалась Мао Цзэдуном, пусть и в личной переписке: «На мой взгляд, он был мудрейшим человеком, с каким мне когда-либо посчастливилось познакомиться, – с ясностью мышления и учений… мы должны преданно следовать им, ибо они вели нас от победы к победе». За этим панегириком следовала взятая в скобки оговорка: «Одного никак не пойму: почему он так и не разорвал отношения [с Цзян Цин] одним махом, хотя бы для того, чтобы она не доставляла ему хлопот?»[619] Очевидно, Красная сестра искренне считала, что «китайский холокост» – дело рук исключительно этой глубоко несимпатичной ей женщины.