Встречает министр на бульваре господина в черкесском костюме, безо всяких признаков офицерского чина, но с Анной на шее.

– Вы русский офицер? – спрашивает он неизвестного.

– Да, русский о́фицер. – Ударения уж сами по себе вызывали смех.

– Где же вы служите? – говорит М. Н. с некоторой строгостью в тоне, как бы недовольный развязностью офицера.

– Командую бригадой ко́заков.

– А, так вы генерал, извините пожалуйста, я и не обратил внимания, что у вас белая папаха. – Тогда была форма: во всех кавказских войсках папахи черные, а генералам – белые.

– Я не генерал, а полковник.

– Как же вы белую папаху носите?

– О то, теперь генералов узна́ют уже не по гло́вам, а по но́гам. – Перед тем только что дали всем генералам красные панталоны.

Муравьев взглянул на отвечающего, пожал плечами и, крайне недовольный, удалился.

Господин в черкесском костюме был наш милейший, всем известный Алберт Артурович Иедлинский, о котором я уже упоминал. Это был неистощимый мешок острот и каламбуров, пользовавшийся, однако, почти всеобщим расположением. Да и заслужил он этого как человек благородных правил и добросовестно относившийся к своим обязанностям; главный недостаток его была лень и какая-то безалаберность, что-то напоминающее немецкого студента-бурша. Вечно без денег, раздающий направо и налево все, что у него есть, пьющий «вудку з во́дою», весь в руках своей прислуги, Иедлинский оставил по себе надолго память своими бесчисленными, часто чрезвычайно едкими и меткими остротами. Вспоминаю еще преуморительный случай. Как-то зимой в чеченском отряде приходит Иедлинский в штаб и заявляет quasi-начальнику штаба Фоку, что вот-де лошади его полка (Моздокского) уже несколько суток без сена стоят и начинают хвосты у себя отгрызать и что в случае движения или тревоги он не в состоянии будет тронуться с места.

– Все распоряжения, – говорит Фок, – уже сделаны, и сено будет доставлено на арбах из Грозной.

– Это вы мне третий раз уже говорите, – отвечает Иедлинский, – а сена все-таки нет. Нельзя же допустить казачьих лошадей до здыхания из-за ваших распоряжений и переписок.

– Что же делать, распоряжения сделаны: сено привезут, нужно повременить.

После этого Иедлинский подзывает своего полкового адъютанта, стоявшего поодаль, и говорит ему пресерьезно при том же Фоке:

– Хорунжий Сафонов, по́дите, соберите всех лошадей и объявите им, что г-н начальник штаба уже сделал все распоряжения о доставке сена и чтобы они потерпели.

Раздается взрыв хохота, и несчастный Фок скрывается в палатку, а Иедлинский преравнодушно уходит.