В-четвёртых, она была русской. Пусть львиную долю своей жизни она провела вдали от России, получив гражданство США, она оставалась истинной дочерью России-Матушки. Наблюдатели не раз отмечали, что её жизнь и характер во многом соответствуют архетипу русского странствующего святого – старца, аскетичного паломника, не связанного напрямую с церковью и религиозными канонами, который путешествует по деревням, наставляя людей, размышляя о духовных вопросах.

Её трагедия заключалась в том, что она жила среди людей, которые её не понимали. Они ждали Учителя – любезного, опрятного, прилизанного, манерного, высокоморального в их извращённом понимании морали; образованного, правдивого, честного в мириадах незначительных мелочей. Классную даму, ментора, которая научила бы их быть мудрыми и, прежде всего, способными к оккультным чудесам. Им нужен был прозаичный учитель для их прозаичных душ. Кто-нибудь, кто был бы таким же, как они, но при этом обладал более глубокими знаниями. Она же была представительницей иного вида. Её отличали не знания, она сама была другой. Иностранка в чужой стране – русская аристократка свободных взглядов среди скованных, закоснелых представителей среднего класса в викторианской Англии и Америке, которые не чувствовали разницы между обличием и сущностью. И со всем этим, с громоздкими оковами и преградами на пути, ей всё-таки удалось зажечь в сотнях сердец негасимое пламя. Даже когда эти люди отвернулись от неё, называя мошенницей, шарлатанкой, плагиатором, бессовестной женщиной – даже тогда они втайне знали, что она отдала им свою жизнь, силы, вдохновение, воображение и намерение. Даже враги, сами того не желая, признавали её величие и могущество.

Однако не все отвернулись от неё. Некоторые чувствовали и знали, кем или чем она была. Немногие понимали её, но те, кто за ней последовал, получили от неё частичку её дара и продолжили нести его в мир. Полковник Генри Олькотт, участник Гражданской войны в США и адвокат – не вполне её понимал, но стал президентом её Теософского общества, трудился и путешествовал, без устали следуя её указаниям.

У неё были и другие сторонники: Джадж, американский юрист ирландского происхождения. Он знал, что встретил величайшее создание в своей жизни, и никогда её не оставлял. Анни Безант, бунтарка, поборница социальной революции, феминистка и фабианская социалистка, величайший златоречивый оратор своего времени. При первом взгляде на Елену Петровну в лондонской квартире, стареющую, больную, страдающую от боли, она оставила свои убеждения, друзей, цели, дела и бросилась к ногам старой львицы из России. Д.Р.С. Мид: учёный, переводчик гностических произведений, один из лучших специалистов своего времени по гностицизму и герметизму, который служил ей до самой её смерти и произнёс последнюю речь над её прахом в мае 1891 г. в Англии. Их были сотни, даже тысячи: писатели, художники, учёные, журналисты, священники, политики, государственные деятели и простые люди. Все они пошли за ней, и многие продолжили её дело после её смерти. Влияние Е. П. Блаватской, как при жизни, так и после её смерти, было куда сильнее, чем могли себе представить даже самые страстные её почитатели… Что за женщина! Что за чудо, что за тайна… Её нисколько не заботили устои и обычаи в Европе, Америке и Индии – ей не было нужды их соблюдать. Она была собой; она была Е.П.Б. Она следовала за своей звездой, жила в соответствии со своими взглядами, умерла во имя своей миссии. Она происходила из аристократической семьи в имперской России и воссоединилась с благородными по духу. Она была бабушкой Новой Мысли и прабабушкой Нью Эйдж… Индуисты и буддисты в Индии и на Цейлоне боготворили её, ибо она вернула им чувство собственного достоинства, которого они лишились из-за высокомерия колонизаторов. Её не любили многие спиритуалисты, которым она напоминала о том, что они и сами являются духами, а следовательно, им нет нужды водиться с мнимыми душами умерших. Будь она жива, современные медиумы и контактёры тоже услышали бы в свой адрес её излюбленное словечко «олухи».