С контаминированной возвратной формой змеемся мы встречаемся у Анны Логвиновой. Эта форма по своей сути становится энантиосемичной: в ней семантика смеха сочетается с семантикой зловредности змеи, причем возвратная форма подразумевает симметричность действия:

Инновации создаются и в случае, когда к возвратным глаголам присоединяются аффиксы, меняющие семантику исходного глагола на противоположную, при этом актантная структура сохраняется. См., например, стихотворение М. Амелина «Случайная музыка»:

Присоединяя приставку раз– к возвратному глаголу встретиться, обозначающему взаимно-возвратное действие, поэт достигает оксюморонного эффекта – уничтожения «взаимности» и усиления семантики «разъединения» по отношению к разминуться.

Таким образом, можно констатировать, что в поэтической речи возвратность получает статус не только словоизменительной, но и словообразовательной категории, а возвратные глаголы образуют грамматические тропы, реализуя свой креативный потенциал.

В аспекте взаимодействия словообразования и словоизменения показательны случаи, когда поэты, экспериментируя с категорией возвратности, элиминируют возвратную частицу у возвратных глаголов. Так, Е. Шварц пишет:

Выстраивая глагольный ряд, автор лишает возвратности форму дождусь, отсекая постфикс -сь и отказывая этой форме в рефлексивности. Благодаря паронимической аттракции устанавливается «теснота стихового ряда», в рамках которой форма дожду получает то же управление, что и форма доживу (доживу, дожду до + род. п.; при этом невозможно дождусь до). Выбор этой формы также диктуется рифмой.