«Наставление», написанное Палласом и Лепёхиным, явилось подробнейшим руководством. Задача Зуева состояла прежде всего в изучении природных богатств края и возможностей сельского хозяйства и промышленности. Зуеву предписывалось «в местах населенных входить в их род жизни, в приволье их угодьев или в недостаток оных, рассматривать их домашнее благоустройство или противное тому и замечать всё, что к поправлению их служить может». Академию интересовал и «образ торговли, обирание пошлин и роспись всем товарам, привозимым и отпускаемым». Кроме того, Зуев должен был привезти и гербарий, и рисунки, и планы городов крымских, и подробнейшие сведения о развалинах старых крепостей, церквей и других зданий.

Экспедиция выехала из Петербурга 30 мая 1781 года. В помощь Зуеву был дан «переводчик элев»[81] Кирьяков, для рисования натуральных вещей и делания звериных и птичьих чучел – рисовальный ученик Степан Бородулин, а для стреляния самих зверей и птиц – стрелок Дмитрий Денисов.

При всей важности экспедиции средства на нее отпущены были ничтожные. Адъюнкту Зуеву назначили ежегодно жалованье триста пятьдесят рублей. Выдавать его обещали за каждые три месяца вперед. Никаких дорожных и прогонных не полагалось, и все путевые расходы Зуев должен был черпать из этих скудных средств.

Вскоре после отъезда Зуева собравшаяся академическая комиссия заявила директору Домашневу, что она не намерена впредь утверждать выдачу денег, так как экспедиция отправлена была вопреки ее мнению. Дело о выдаче жалованья адъюнкту Зуеву и сопровождающим его помощникам было направлено в Сенат для дальнейшего утверждения. А в это время экспедиция, истратившая всё, что ей было дано в Петербурге, терпела бедствия и унижения в пути.

Василий Федорович Зуев был тихий, скромный человек, не имевший ни дворянского звания, ни состояния. Он был предан науке и привык отказывать себе во всем, живя более чем скудно. Он никогда не стал бы жаловаться на плохую постель и жалкую пищу, если бы вся экспедиция не очутилась в положении безвыходном. Не имея возможности двигаться дальше, Зуев, быть может, первый раз в жизни позволил себе слова укора и негодования. Он писал в Академию: «Поистине я не могу себе представить, как можно посылать человека так далеко и с такой целью и не дать ему все необходимые средства для наиболее точного исполнения его обязанности… Как могу я направиться в крымские степи, которые были главной целью моего отправления? Что можете вы ожидать от моих успехов и на что я могу надеяться от своего путешествия, если подобные условия будут существовать до конца моего пути? Измените, господа, насколько можете, судьбу бедного путешественника!»