А еще через полгода после этого произнес в американском городке Фултон свою знаменитую речь коварный Черчилль. Вскоре за проверками пошли аресты. Частично они коснулись и советской атомной сети в США и Канаде. Набравшийся опыта нелегал Жорж Коваль не мог на это не среагировать. Сославшись на неизбежность новых проверок, попросил вывезти из США. Знакомым честно признался: получил выгодное предложение поработать в Европе, куда и отправляется. Обман, но лишь частичный. Получил заграничный паспорт и отчалил во Францию. От Гавра было уже сравнительно недалеко и до Москвы.

Где он оказался в конце 1948-го. И тут же, как пишет Андрей Шитов, начались проверки его друзей по Су-Сити. Их допрашивали, просили рассказать о Ковале. При этом никому из них не говорили о том, что того в чем-то подозревают. Неужели сын Эбрахэма, уехавшего строить социализм в СССР, и сержант Коваль — одно и то же лицо? Выплыло и злосчастное фото. Не оставалось никаких сомнений — лицо было точно одно. Провал американской контрразведки означал полный успех другой нелегальной разведки — советской, военной.

По мнению некоторых историков разведки, исчезновение Коваля из США оставалось незамеченным до 1950-го. И только тогда американцы начали бить тревогу. Искали его в разных местах. Сначала в Западной Европе. Потом почему-то в Латинской Америке.

Но, правда же, жаль, что пришлось покинуть Штаты. С такими способностями Коваль мог бы добраться в США и до более высоких чинов и званий.

Теперь ему предстояло заново начинать жизнь в Москве.

В июне 1949-го «…солдат Жорж Коваль, 1913 года рождения, демобилизован из рядов Вооруженных Сил СССР», так ни разу за всю десятилетнюю службу в армии, то бишь в разведке, не примерив военного мундира.

Предположительно в 1950 году или чуть раньше Георгий Абрамович Коваль появился в МХТИ имени Менделеева.

Его дождалась терпеливая жена, которая долгие годы получала лишь короткие письма от мужа. Их передавали молчаливые люди, не склонные вступать с ней в длинные разговоры.

Вновь пошла тихая и счастливая своей незаметностью жизнь. Восстановился в аспирантуре, успешно, как всегда получалось у Коваля, защитил диссертацию, став кандидатом наук. С радостным достоинством принял предложение остаться в стенах вуза.

И вдруг из отдела кадров Менделеевки грянуло: а нам ученые вашего редкого профиля совсем не нужны. Он пытался развеять недоразумение. Убедить в ошибочности решения. После увольнения думал найти работу где-то еще, а потом вернуться в альма-матер. Не брали нигде. Предлоги — разные, суть одна.