В большой российской газете, попытавшейся блеснуть своей осведомленностью, даже вышла статья с описанием программы премьера, которую он якобы уже начал осуществлять в Америке. Я храню эту вырезку, показывая порой слушателям на журналистских семинарах. Никогда не критикуя автора, а тем не менее предупреждая: в этом переменчивом мире опережать события ни в коем случае нельзя.
Не берусь судить, как бы жила Россия дальше, останься Евгений Примаков в ранге премьера. Но за короткий срок им сделанное настраивало на лад оптимистичный. А его обещание разобраться с высокопоставленным ворьем народ воспринял с энтузиазмом. И хапуги всё поняли. Тут уж было или-или.
Если бы тяжело болевший Борис Николаевич мог самостоятельно оценить происходящее, он никогда бы не произнес отдававшую самодурством и дурным воспитанием фразу «не так сели», пересадив вице-премьера Степашина на «правильное» место рядом с собой, президентом, и потревожив при этом Примакова, внешне спокойно воспринявшего всю эту притворно протокольную, а на самом деле морально недостойную высшего руководителя показательную возню. Как же неудобно было интеллигенту Степашину. И как больно премьеру, которого было суждено заменить Степашину из-за опасений ельцинской родни. Боялись, Примаков займет место больного папы.
Чистое совпадение, но мне выпало взять тогда последнее, заключительное на том посту, интервью у премьера. Настороженность в Доме правительства, обеспокоенность в приемной. И как контраст — спокойствие в главном кабинете.
Но и оно не обманывало: Примаков чувствовал приближение неминуемой отставки, однако оставался абсолютно хладнокровен. Мы хорошо и в быстром темпе поговорили.
Знакомый мне советник Томас Колесниченко пообещал побыстрее завизировать статью и посоветовал опубликовать беседу как можно скорее. Все было понятно. И мы дали интервью в «Труде» в тот же день, а назавтра наступила отставка.
Расскажу, как сам Евгений Примаков через много лет объяснял в узком кругу, что произошло. Ручаюсь за каждое услышанное тогда от него слово. Коротко: ближний круг убеждал Ельцина, будто «этот» его подсиживает. Примаков с присущей ему твердостью все эти наветы отверг. Однако Б.Н. от принятого решения не отказался.
Ельцин понимал, что время его истекло, знал о достоинствах вероятного преемника, но родственники сумели убедить тяжелобольного президента, что бразды правления сдавать рано. И Борис Николаевич, как с деликатностью сообщалось, еще долгое время «работал с документами».
Его перст в моей судьбе
Его перст в моей судьбе