И вот сейчас — я у своих, у красных. Уже и писать вот могу, но по натянуто бодрому голосу врача вижу — не жилец я. Жаль. Жаль умирать от своей пули. А ещё больнее от терзаний душевных, от сознания, что я изменил данному честному слову, обманул старого друга.
И всё-таки я (удивительно!) оправился, и что ещё удивительнее, мы снова с ним встретились, с Николаем. Да только вот поменялись мы ролями. Я был тогда уже командиром полка, белые отступали на всех фронтах. Входят ко мне комиссар и кто-то незнакомый: «Товарищ командир! Вот какое дело. Задержали одного. Учитель, говорит! А больно уж походит на переодетого офицера. Может, шлёпнуть на всякий случай?». И вводят — Николая! Он в штатском, оборванный, синяк под глазом. Говорю своим: «Да отпустите! Видно, учителишка какой-то паршивый. Какую-нибудь географию-каллиграфию гимназисткам вдалбливает». Не соглашаются: «Не похож он на учителя, товарищ командир: выправочка, прямой, горбиться не умеет, да и при задержании брыкался. Здоровый, чёрт». — «Ну, ладно, поговорю я с ним. Поймём, что к чему. А вы пока идите».
Остались мы вдвоём. «Ну, что, говорю, Николай, опять встретились? Сейчас уж я постараюсь тебе помочь». — «Не нужна мне твоя помощь! Тебе себя спасать надо! Ты присяге, России изменил, офицерскую честь замарал. И дружбе нашей изменил. Ты мне честное слово давал, что не убежишь? Давал. И нарушил? Нарушил, меня подвёл. Бедняга! Как же ты жить-то будешь? Ну, радуйся, похоже, ваша взяла!.. Благодарите Махно, подсобил вам, в решающий момент дал нам подножку. Ну, потом и с ним подерётесь и между собой погрызётесь. Да не хочу я жить в вашей большевистской Совдепии!». И прежде, чем я успел ответить, громко крикнул в дверь: «Эй! Кто там! Сюда!» И вбежавшим опешившим штабным сказал с вежливым полупоклоном: «Позвольте представиться: русский офицер, капитан Николай Матвеев». Его увели. Он вышел, не оглянувшись. Скоро я услышал за окном выстрелы.
А я? Что я? Пил неделю до беспамятства…
* * *
На этом кончаются записки командира полка моей дивизии Никиты Филимонова. Он погиб в ноябре 1920-го в жестоких боях за Перекоп. Хороший был командир, но больно уж отчаянный, бросался под пули, будто смерти искал. Эти записки нашли среди его вещей. Они показались мне любопытными, но публиковать их я и не пытался: ни один журнал на это не пошёл бы. Гиблое дело. А вот сейчас, спустя годы, всё-таки попытаюсь: записки эти, думаю, представляют интерес, хотя всё это — дела давно минувших дней.
Бывший красногвардеец комдив В. Савельев.