Это совещание имело продолжения 6 и 8 июля. Гитлер, Кейтель, Фромм и остальные офицеры сидели за круглым столом у большого окна в гостиной Бергхофа. Штауффенберг, сжимавший очень пухлый портфель, оказался рядом со мной. Он подробно рассказал, как армия резерва будет осуществлять план «Валькирия». Гитлер слушал внимательно и одобрил большинство предложений. Наконец-то он решил — в случае начала военных действий на территории рейха — передать военному командованию всю исполнительную власть, а политической администрации, то есть гауляйтерам — как рейхскомиссарам по обороне, — оставить лишь функции советников. Военному командованию предоставлялось право отдавать все необходимые приказы федеральным и местным чиновникам без согласования с гауляйтерами.

Случайно или умышленно, но тогда в Берхтесгадене собралось большинство главных военных участников заговора. Как теперь мне известно, всего за несколько дней до тех совещаний они решили совершить покушение на Гитлера, и бригадный генерал Штифф уже приготовил бомбу. У меня возникли разногласия с Кейтелем по вопросу о призыве в армию рабочих, имевших отсрочку, и 8 июля я встретился с генералом Фридрихом Ольбрихтом для обсуждения этой проблемы. Как часто бывало и прежде, Ольбрихт стал жаловаться на трудности, неизбежно возникающие из-за разделения вооруженных сил на четыре рода войск. По его словам, если бы не существующее между родами войск соперничество, сухопутные армии можно было бы пополнить сотнями тысяч молодых солдат из военно-воздушных сил.

На следующий день в отеле «Берхтесгаденер-Хоф» я встретился с генерал-квартирмейстером сухопутных войск Эдуардом Вагнером, начальником службы связи при Верховном главнокомандовании генералом Эрихом Фельгибелем, помощником начальника Генерального штаба генералом Фрицем Линдеманом и начальником организационного управления Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) Хельмутом Штиффом. Все они были участниками заговора, и ни одному из них не суждено было прожить больше нескольких месяцев. В тот день все они пребывали в весьма беззаботном настроении, как часто бывает с людьми, принявшими судьбоносное решение и понимающими, что отступать некуда. В «Служебном дневнике» отмечено мое удивление их несерьезным отношением к катастрофическому положению на фронте: «По словам генерал-квартирмейстера, трудности весьма незначительны… Генералы не видят в ситуации на Восточном фронте оснований для тревоги».

Всего за неделю или две до этой встречи генерал Вагнер обрисовал Гитлеру ту же самую ситуацию в самых мрачных тонах и в общих чертах изложил свои требования к военной промышленности в случае дальнейшего отступления. Требования были совершенно неисполнимыми, и сейчас я склонен думать, что его единственной целью было показать Гитлеру: армию больше невозможно обеспечивать вооружением и мы катимся в пропасть. Я не присутствовал на том совещании, а мой помощник Карл Заур отчитал гораздо более старшего генерал-квартирмейстера, как провинившегося мальчишку, и Гитлер его поддержал. Я пригласил Вагнера, чтобы продемонстрировать мое неизменное расположение к нему, а натолкнулся на полное равнодушие к столь тревожившей его прежде проблеме.