Тем временем дефицит горючего практически парализовал и сухопутные войска. В конце октября после ночного полета в 10-ю армию, стоявшую южнее реки По, я доложил Гитлеру, что «наткнулся на колонну из ста пятидесяти грузовиков, каждый из которых тащила упряжка из четырех быков. Многие грузовики буксировались танками и тракторами». В начале декабря я выразил озабоченность тем, что «обучение водителей танков оставляет желать лучшего», поскольку опять же не хватает горючего.

Разумеется, генерал Йодль знал о проблемах с горючим гораздо лучше меня. Чтобы высвободить для наступления в Арденнах семнадцать с половиной тысяч тонн горючего — прежде мы столько производили за два с половиной дня, — ему пришлось 10 ноября 1944 года приостановить поставки горючего во все другие группы армий.

Авианалеты на нефтеперерабатывающие заводы косвенно повлияли на всю химическую промышленность. Я был вынужден доложить Гитлеру, что «приходится растягивать запасы взрывчатых веществ путем добавления минеральных солей; процентное содержание соли, добавляемой к взрывчатке в снарядных гильзах, уже достигло максимально допустимого предела». И действительно, с октября 1944 года наша взрывчатка на 20 процентов состояла из каменной соли, что значительно снижало ее эффективность[287].

Гитлер усугубил наше и без того отчаянное положение, решив воспользоваться своим последним козырем — новейшим оружием. Как ни фантастично звучит, но в те самые месяцы мы производили все больше и больше истребителей. Всего в тот последний период войны мы поставили 12 720 истребителей в войска, начавшие в 1939 году войну всего лишь с 771 истребителем[288].

В конце июля Гитлер вторично согласился выделить две тысячи пилотов для специального курса обучения. Мы еще надеялись, что, интенсивно используя истребители, сможем заставить американскую бомбардировочную авиацию прекратить авианалеты, ибо во время почти тысячекилометрового полета к цели и возвращения на базы армады бомбардировщиков представляли сравнительно легкую добычу.

Я и генерал-инспектор истребительной авиации Адольф Галланд рассчитали, что в среднем мы потеряем один истребитель на каждый сбитый над Германией бомбардировщик, но материальные потери с обеих сторон в пропорции составят один к шести, а потери летного состава — один к двум. Более того, поскольку половина наших сбитых пилотов сможет парашютироваться и приземлиться на своей территории, а вражеские экипажи будут захвачены в плен, преимущество опять же будет на нашей стороне, даже с учетом превосходства врага в людях, материально-технических ресурсах и в летной подготовке[289].