Однако 2 сентября 1944 года, за три дня до того, как я закончил свой меморандум, Финляндия и Советский Союз заключили перемирие, а немецким войскам было предложено покинуть Финляндию к 15 сентября.

Йодль сразу же позвонил мне и поинтересовался моими выводами. Настроение Гитлера снова переменилось. Он больше не высказывал ни малейшего желания добровольно эвакуировать войска. Йодль же настаивал на немедленном уходе из Лапландии, пока держится хорошая погода. Он заявил, что если при отступлении мы попадем в снегопады, свирепствующие там ранней осенью, то неизбежно потеряем много вооружения. И снова Гитлер использовал аргумент, приведенный годом ранее в споре об отступлении из южных районов Советского Союза, богатых залежами марганцевой руды: «Если мы потеряем месторождения никеля в северной Лапландии, наша военная промышленность остановится через несколько месяцев».

Этому мнению не суждена была долгая жизнь. 5 сентября, через три дня после русско-финского перемирия, я курьерской связью послал докладную записку Йодлю и Гитлеру. Я доказывал, что исход сырьевой войны для нас решит не потеря финских никелевых шахт, а прекращение поставок хромовой руды из Турции. Если предположить, что военная промышленность будет работать на полную мощность — чисто гипотетическое предположение с учетом непрерывных авианалетов, — распределение последних запасов хрома придется на 1 июня 1945 года. «Учитывая время, необходимое перерабатывающим предприятиям, производство, зависящее от поставок хрома, то есть вся военная промышленность, остановится 1 января 1946 года»[286].

Реакция Гитлера уже давно стала непредсказуемой. Я готовился к взрыву бессильной ярости, но Гитлер выслушал мою информацию бесстрастно, не сделал никаких выводов и, вопреки совету Йодля, отложил вывод войск из Лапландии до середины октября. В свете общей военной обстановки прогнозы, подобные моим, вероятно, вообще его не трогали. Поскольку фронты рушились — как на западе, так и на востоке, — временной рубеж 1 января 1946 года, пожалуй, казался Гитлеру утопией.

На том этапе гораздо больше беспокоили нас последствия нехватки горючего. В июле я сообщал Гитлеру, что именно по этой причине к сентябрю все тактические перемещения войск станут невозможными. Теперь этот прогноз подтвердился. В конце сентября я написал Гитлеру: «Более тридцати семи истребителей, базирующихся в Крефельде, в течение двоих суток не могли совершать боевые вылеты, несмотря на прекрасную погоду. Лишь на третий день эта часть получила горючее, но его хватило лишь двадцати самолетам на короткий вылет в Аахен». Несколько дней спустя на аэродроме Бернойхен близ Берлина командир учебной роты сообщил мне, что его курсанты из-за недопоставок горючего могут летать лишь час в неделю.