Вскоре меня вызвал представитель обвинения от США Томас Додд. Он задавал вопросы напористо и агрессивно. Мы часто входили в противоречие. Я не желал поддаваться на угрозы, отвечал спокойно и без уверток, не думая о последствиях, которые подобная прямота могла иметь для моей будущей защиты. Я умышленно избегал упоминания подробностей, которые могли послужить мне оправданием. Только вернувшись в камеру, я осознал, что сам себя загнал в ловушку, и, действительно, большую часть обвинений против меня составили те мои заявления.
И все же тот допрос каким-то образом приободрил меня. Я верил тогда и верю до сих пор, что поступал правильно, когда не выискивал оправданий и не щадил себя. С тревогой и все же с твердым намерением придерживаться выбранного курса я ждал следующего допроса, о котором меня предупредили. Однако американские обвинители меня больше не вызвали, может быть, потому, что моя прямота и искренность произвели на них впечатление. Правда, несколько раз меня весьма формально, но вежливо допрашивали советские офицеры, которых сопровождала стенографистка с ярко накрашенными губами и чрезмерно нарумяненными щеками. Те люди сильно поколебали мое стереотипное представление о русских. После каждого ответа офицеры кивали и приговаривали «так, так», а однажды советский полковник спросил меня: «Вы, разумеется, читали „Майн кампф“ Гитлера?» На самом деле я лишь пролистал сей труд, отчасти потому, что Гитлер сказал мне, что книга якобы устарела, отчасти потому, что читать ее было довольно трудно. Когда я ответил отрицательно, полковник рассмеялся. Я обиделся и взял назад свои слова, заявив, что прочитал «Майн кампф». Однако в ходе процесса ложь вышла мне боком. На перекрестном допросе советский обвинитель обратил внимание на это противоречие, и, поскольку я находился под присягой, мне пришлось сказать правду и признать, что на допросе я солгал.
В конце октября всех обвиняемых собрали на нижнем этаже — целое тюремное крыло освободили от других заключенных. Двадцать один человек в жуткой тишине ожидали начала суда[342]. Появился доставленный самолетом из Англии Рудольф Гесс — в сером пальто, в наручниках, под охраной двух американских солдат. Лицо его выражало безразличие и в то же время упрямство. Много лет я видел всех обвиняемых в роскошных мундирах, неприступных или, наоборот, веселых и чересчур развязных. Теперь же с ними произошла такая удивительная метаморфоза, что мне казалось, будто я вижу их во сне.
Тем не менее мы постепенно привыкали к положению заключенных. Кто из нас — бывший рейхсмаршал, фельдмаршал, гросс-адмирал, министр или рейхсляйтер — мог представить себе, что какой-то американский военный психолог будет оценивать уровень его интеллекта? А теперь никому и в голову не пришло сопротивляться, напротив, все стремились как можно лучше пройти тест и подтвердить свои незаурядные умственные способности.