И это во многом получилось (идеала здесь нет). Получилось потому, что в основу своей работы соредакторы положили следование началам художественности, а не принципам идейной чистоты. Был ещё Елисеев, но он мало что определял, а сам по себе энергичный критик Николай Михайловский сразу начал глушить издание аттракционами своих эффектных схем. Но и он с художественной точки зрения был очень красноречив: те, кто искал в «Отечественных записках» продолжения политических битв «Современника», обнаруживали там статьи старательного, но бескрылого Скабичевского и Михайловского, в которых удивительным образом отражалось его умение «лихо танцевать мазурку»[29]. «Шестидесятые годы» ушли в историю, а их фигуранты, составлявшие лагерь так называемых «нетерпеливцев», социал-радикалы, пытавшиеся заменить реформы катастрофическим взрывом, потерпели полное нравственное фиаско на путях созидания.

Можно и нужно пожалеть Чернышевского, оказавшегося в местах не столь отдалённых по установлениям ещё дореформенной российской юриспруденции, оплакать безвременно погибших Добролюбова и Писарева, но проблема была не в этих потерях, а в том, что реальной практике, пусть противоречиво, но развёртывавшихся реформ новые «нетерпеливцы» могли противопоставить только террор, начатый нелепым выстрелом Каракозова и зловеще развернувшийся в семидесятые годы. То, что «нетерпеливцы» неотвратимо скатятся к прямой уголовщине, показал Лесков в романе «На ножах» (первопубликация прошла в журнале «Русский вестник» с октября 1870-го по октябрь 1871-го) и, вслед за ним, Достоевский в «Бесах» (печатались в том же «Русском вестнике» в 1871 году, завершены в декабре 1872 года).

Нужно отметить ещё одну особенность этого времени, порождённую самим цивилизационным развитием. Привычная журнальная полемика с её неспешным ритмом становилась вчерашним днём. Бурно развивались коммуникации, прежде всего телеграф и железные дороги, с каждым годом росло значение газет как мобильных трибун для обсуждения любых вопросов общества и культуры. Ещё булгаринская «Северная пчела» с её огромными тиражами и распространяемостью самим своим существованием пророчила наступление новых информационных времён, а когда система правительственных привилегий, которыми пользовался Булгарин-газетчик, была и ослаблена, и расширена, журналы как суррогатная форма парламентаризма окончательно перестали быть актуальными. Кроме общеизвестных и универсальных «Санкт-Петербургских ведомостей» заявили о себе «Московские ведомости» Михаила Каткова и Павла Леонтьева, «Голос», газета политическая и литературная, которую Краевский прозорливо учредил ещё в 1863 году, выходившее как раз с января 1868 года «Новое время» Алексея Суворина… Таким образом, сидя на журнале, его публицисты и сам Салтыков заведомо обнаруживали невозможность ведения спора с газетами. Это, прежде всего, отвращало их от конъюнктурных выпадов, а главное, подталкивало к необходимости обобщений и отыскания таких контекстов, которые события дня представляли бы во взаимосвязи с событиями года, эпохи, самой истории страны.