С того времени как в эмигрантской, так и в советской среде возник миф, устойчивый, здравствующий и поныне, что якобы Вяч. Иванов стал аббатом (по другой версии, даже кардиналом) и хранителем Папской библиотеки. Но он не имел под собой никакой реальной основы. Иванов продолжал вести в Италии ту же жизнь поэта, ученого и педагога, какую вел в России.

А вскоре благополучно сложились и судьбы его детей. Лидия, ученица А. Б. Гольденвейзера в Москве и Отторино Респиги в Риме, в 1936 году получила место экстраординарного профессора в Консерватории Св. Цецилии, которую сама блистательно окончила сначала по композиции, а затем по классу органа.

Дмитрий после излечения от туберкулеза поступил в швейцарский бенедиктинский коллеж в Энгельберге. Чистый воздух горной страны укрепил его здоровье, а классическое образование, гораздо более серьезное и фундаментальное, чем во французском лицее в Риме, – его юный разум. О своем обучении в коллеже и жизни в Швейцарии он вспоминал: «Врачи категорически требовали, чтобы я еще остался в горах (какое-то время до этого Д. Иванов находился в санатории «Альбула» в Давосе. – Г. З.)… Энгельберг располагался на такой высоте, как надо, тысяча или тысяча двести метров, и плата была в пределах наших возможностей. Отец вместе с Лидией поехали к ректору Коллежа, отцу Карлу Шмидту. Между ними тотчас возникла симпатия, и Коллеж им понравился… Так началась моя немецкоязычная школярская жизнь. Поначалу все-таки было тяжеловато. В Давосе я неплохо выучил немецкий, но в Коллеже, разумеется, все предметы преподавались на немецком. Кроме того, в Лицее Шатобриан (французский лицей в Риме, где учился Д. Иванов. – Г. З.) не было греческого; немножко я учил его с отцом, но этого было недостаточно, а в Энгельберге греческий считался обязательным предметом.

Я с большим удовольствием провел четыре года в Энгельберге. Мне казалось – и это меня забавляло, – что мой Коллеж остался совершенно таким же, как в XVIII веке или даже раньше. Там желающие гимназисты заседали в “академии”, и кто хотел и умел, мог даже произносить речи на цветистом латинском языке; был хор – бенедиктинцы… всегда поощряли занятия музыкой, и один из отцов был превосходным органистом… У монахов, немного занимающихся музыкой, в кельях стояло фортепьяно, а у тех, кто изучал и преподавал классическую литературу, – книжные шкафы, где под рукой имелись все основные авторы… Я… получил степень бакалавра, которая там называется “федеральный аттестат зрелости”… Некоторое время со мной жила Лидия, но затем она вернулась в Рим, к своей работе, – она преподавала в Консерватории…