Но особое значение для Вяч. Иванова имели встречи с приезжавшими в Рим в 1936–1937 годах Мережковским и Гиппиус. Память словно явственно оживляла ночи на «башне», долгие споры и беседы при свечах, звучание впервые стихов, которым было суждено бессмертие… С той поры прошло тридцать лет. Все вокруг было другим. Изменились и поэты, но эпоха, созданная ими, продолжала в них жить. Ее золотой запас сохранился нерастраченным и в изгнании.

Мережковский приехал в Италию по приглашению Муссолини, поскольку работал тогда над книгой о Данте, а «дуче» высоко ценил и старался пропагандировать все традиционно итальянское. По этой же причине Лидия Иванова получила от него премию за свою ораторию «Хлеб». Муссолини, как когда-то Октавиан Август, раздававший ветеранам гражданских войн Рима поля, добивался, чтобы Италия сама себя обеспечивала зерном. Желая возродить «золотой век» Августа, он устраивал «битвы за хлеб». Кампании эти широко освещались по радио, в газетах и кинематографе. Сам «дуче», подавая пример народу, выходил в поле в рубашке с короткими рукавами. Его видели то в первом ряду жнецов с серпом в руках, то ремонтирующим сельскохозяйственную технику. Он же распорядился увеличить площадь пахотных земель.

Похожие «битвы за урожай» проходили в те годы и в сталинском СССР. А столетний юбилей со дня смерти Пушкина в 1937 году должен был продемонстрировать некий поворот к традиции в глубоко антипушкинской действительности.

Мережковский и Гиппиус переживали в то время период увлечения Муссолини. Они видели в нем, как когда-то в Савинкове, фигуру, способную противостоять большевизму, не осознавая того, что ясно понимал другой их великий современник, Николай Бердяев: большевизм нельзя победить извне – он может быть изжит Россией только изнутри. В своей провидческой книге «Новое средневековье» Бердяев писал: «Все произойдет иначе, чем думает большая часть эмигрантов и представителей политических партий. Много неожиданностей предстоит. И освобождение придет не оттуда, откуда его ждут люди, а откуда его пошлет Бог. Нельзя ждать спасения от Европы, которой нет дела до нас и которая сама агонизирует. Нельзя изнасиловать русский народ, нужно способствовать его перерождению изнутри. Революция должна сама себя изжить, истребить себя… Коммунистическая идея сама себя опозорила, она не может уже иметь никакого ореола, яд не может войти внутрь. Процесс выздоровления есть медленный, но органический процесс. Это есть прежде всего искупление от духа лжи, выход из царства призраков и фантомов к реальностям. Сейчас более всего необходимо утверждать примат духовной активности над политической»[476].