ГОРАЛИК. Как поступали?

ЗИНГЕР. Были, конечно, интересные моменты, да. Я до сих пор удивляюсь, насколько плохо я понимала театр как таковой. Я была совершенно нетеатральным человеком. И осталась нетеатральным человеком. Главный театральный опыт моей жизни – неудавшаяся попытка поставить «Золушку» Шварца во втором классе. Единственным светлым пятном так и не осуществленной постановки был мой одноклассник с большим воодушевлением швырявший на пол свою шапку-ушанку и вопивший «К черту, к дьяволу! Ухожу в монастырь!».

Для меня все шло через литературу. Даже непобедимое оружие, позволявшее мне одерживать верх в школьной войне полов, я обнаружила еще в четвертом классе в книге «Гоголь» – сейчас уже трудно вспомнить, была ли то «Майская ночь, или Утопленница» или «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», – так что я слыла грозой мальчишек и долго еще таскала их за чубы с чувством глубокой благодарности первоисточнику.

Но перед поступлением я начитывалась всякого. И читала какие-то не самые обычные вещи. Федора Федоровича Комиссаржевского, Николая Николаевича Евреинова… Так что мне было о чем поговорить на собеседовании. И все это происходило ко взаимному удовольствию моему и преподавателей, которые меня спрашивали. Поэтому для меня было чудовищной травмой, когда мне сообщили оценку за собеседование. Это была четверка. Я редко расстраивалась из-за всяких результатов, но тут была обида, потому что я могла поступить только по результатам этих двух экзаменов по специальности, если бы они поставили мне нужную оценку. Я уже не помню всех этих подробностей. Я видела, что все было хорошо, не было сомнений. Рецензию я написала на пятерку, но дела это уже не меняло, пришлось сдавать и остальные экзамены. Все же, я сдала их с грехом пополам, хуже всего историю, потому что история партии уже и всякие такие моменты, которые вызывали у меня вполне понятное отторжение.

ГОРАЛИК. Театральный вас в этом смысле разочаровал? Вы ждали чего-то более близкого своим интересам?

ЗИНГЕР. Нет, я ничего не ждала. Это тоже история (и отчасти даже история партии, можно сказать), потому что я не хотела никуда поступать. Я еще в десятом классе собралась выходить из комсомола, терроризировала своих родителей…

ГОРАЛИК. Какой это год был?

ЗИНГЕР. Это был 1987-й, наверное.

ГОРАЛИК. Уже можно, но еще не нужно?

ЗИНГЕР. Нет, еще нельзя, еще совершенно было нельзя. Нет, никакой не 1987-й, похоже, у меня цифровая дислексия развивается, 1978-й.

ГОРАЛИК. А чем руководствовались?