ГОРАЛИК. Что значило бунтовать? Это как выражалось?

ЗИНГЕР. С учителями, кроме той классной руководительницы, которая, к счастью, ушла от нас, когда я перешла в седьмой класс, и это было истинное избавление, у меня всегда были хорошие отношения. Но в девятом-десятом классе я начала прогуливать просто все подряд. То есть я, естественно, пользовалась своими головными болями. С меня было довольно политинформаций, линеек, классных часов и перманентной фальши школьного образования. И у меня была большая любовь – моя преподавательница истории искусств. Если вы книжку мою помните немножко, то «письма к Оне» – это к ней. И школа была очень смешная, вот эта десятилетка. Она фактически была спортивной школой, в которой мальчики были футболистами. И она просуществовала чуть ли не год или даже два со старшими классами исключительно мальчишескими, чего в принципе система образования не поощряла. И директору поставили ультиматум: либо вы берете девочек, у которых будет два дополнительных часа занятия легкой атлетикой, либо – может быть, ей даже дали этот выбор, а может, она его сама инициировала – либо у вас будет класс с эстетическим воспитанием. Поэтому у нас вдобавок к обычной программе было каждый день по два дополнительных урока, пока мальчишки тренировались, у нас были история искусств, музыкальная литература, эстетика, даже танцы. Танцы – это особая история…

ГОРАЛИК. Вы прогуливали и это?

ЗИНГЕР. Нет. Потому что эти два часа, которые иногда вела Она, она вела историю искусств у нас, надо было пережить, потому что после этого у нее кончались занятия, она уходила из школы, и я уходила вместе с ней. Мы шли в какое-нибудь кафе-мороженое или ехали к ней или шли ко мне. Это была жизнь. В те же дни, когда она по какой-нибудь причине не появлялась в школе, я мчалась к ней. Причем буквально мчалась, даже вверх по эскалатору я неслась сломя голову.

ГОРАЛИК. А что про танцы?

ЗИНГЕР. А, про танцы очень смешно. Мне все время пытались как-то компенсировать проблемы с координацией движения, поэтому на танцы меня водили еще в детсадовское время. И эти танцы проходили в кинотеатре «Родина». Недавно в Живом журнале у Низовского, есть такой фотограф питерский, я увидела фотографию интерьера этого кинотеатра «Родина». Все всколыхнуло, да. Безумно красивый старинный особняк, именно безумно – как в романсах, широкие лестницы, белые с золотом двойные двери, инкрустированный паркет. И меня туда водили. Я была абсолютно бездарна. Как была, так и осталась. Никаких танцев. Разве что, когда никто не видит.