Рано утром 19 сентября осаждающие сумели поджечь деревянные подпорки туннеля, в результате чего обрушился значительный участок стены. Англичане и гасконцы кинулись в брешь, но были отброшены и отступили к своему лагерю. Вновь зазвучали трубы, и на штурм пошла вторая волна осаждавших, не давая лиможцам передышки. Атакующие отряды прорвались за стены и взяли ворота, однако защитники сражались за каждый дом, каждую улицу. Принц наблюдал за развернувшимся сражением из своего паланкина. Сопротивление было быстро подавлено, и лишь позиции возле недостроенного собора Святого Стефана из последних сил удерживались остатками гарнизона и местного ополчения, хотя воинов там собралось немного: «Первый приступ не удался, и [англичане] отошли к своему лагерю. Но спустя короткое время они вновь пошли на штурм и взяли город. В нём находились Роже де Бофор, Жан де Вильмюр и 70 латников»⁴³.

Ланкастер, Кембридж и Пемброк бросили своих солдат в решающую атаку, и последний очаг противодействия также был уничтожен. Все три французских капитана попали в плен.

* * *

То, что произошло дальше, в течение многих веков было принято рисовать самыми чёрными красками. Особенный упор делался на бессмысленную жестокость Эдуарда Вудстокского, который не только лично спровоцировал массовую резню, но и отказался её остановить. В первых рядах обличителей принца оказался Фруассар, чья точка зрения затем была некритично растиражирована другими историками, настроенными против Эдуарда:

«Принц, герцог Ланкастерский, граф Кембриджский, граф Пемброкский, мессир Гишар д’Англь и все прочие, и их люди вошли в город. И были они злы, и рассеялись по городу, убивая мужчин, женщин и детей, как им было приказано. Это душераздирающее зрелище, когда мужчины, женщины и дети бросались на колени перед принцем и молили: “Милосердия, благородный сир, милосердия!” Но он был настолько разъярён, что не слушал их. И никто не снизошёл к их мольбам. Они предавали мечу всех, кого находили, или кто попадался им на пути, даже если это были невинные люди. Не знаю, почему у них не было жалости к простым людям, не виновным в измене, но наказанным — и наказанным больше, чем их хозяева, действительно виновные. Даже самый жестокосердный человек, окажись он в Лиможе и помни о Господе, осудил бы это, поскольку более трёх тысяч мужчин, женщин и детей погибли в тот день. Господи, помилуй их души, ибо они были настоящими мучениками»⁴⁴.

Но Фруассар, как уже было сказано, не присутствовал лично при взятии Лиможа, поэтому он руководствовался устоявшимися представлениями о том, что оказавший сопротивление город должен быть отдан на поток и разграбление. Кроме того, хронист явно использовал какие-то источники, враждебные англичанам. Откуда он взял число «три тысячи», остаётся загадкой, но надо заметить, что это не самая пессимистическая оценка последствий штурма. Лиможские манускрипты, ранее сильно преувеличившие мощь армии принца, теперь преувеличили и потери среди мирных жителей — причём настолько, что эти потери в несколько раз превысили численность населения нового города: