Хронисты, демонстрируя завидную солидарность, отдавали должное талантам принца. Каноник августинского Лестере кого аббатства Генри Найтон вставил в свою хронику настоящий панегирик принцу-воину: «Эдуард, принц Уэльский, перворождённый сын, удачливый в бою, храбрейший среди самых сильных воинов, доблестно сражавшийся во Франции при Креси в войне против Филиппа короля Франции... Он умер прежде своего отца и был похоронен в Кентербери, в Христовой церкви»⁶⁴.

Другой английский хронист, продолжатель популярнейшей исторической работы «Полихроникон», сосредоточил своё внимание на всемирной славе, которую стяжал, по его мнению, принц: «На протяжении его жизни как христианские народы, так и язычники больше всего боялись его военной фортуны, как если бы он был ещё одним Гектором»⁶⁵.

Однако по сути оба они лишь вторили наиболее близким им тезисам из блестящей проповеди Томаса Бринтона, епископа Рочестерского, в которой жизнь и деятельность Эдуарда Вудстокского рассматривалась подробно, со всех сторон. Эту проповедь, явившуюся одним из самых замечательных примеров красноречия того времени, прелат произнёс вскоре после смерти принца Уэльского, отметив прежде всего доблесть Эдуарда, его набожность и щедрость к друзьям и слугам: «Каждый принц должен выделяться среди своих подданных могуществом, мудростью и благостью, подобно тому, как это воплощено в образе Святой Троицы: Бог-Отец являет собой могущество, Бог-Сын — мудрость, и Святой Дух — благость. Но сей лорд принц обладал всеми тремя качествами в превосходной степени.

Его могущество проявлялось в славных победах, за которые он заслужил великую похвалу, ибо в Писании говорится: “Восхвалим могущественных и славных мужей”[101]. Прежде всего, [славна] его победа при Пуатье, куда французский король воистину привёл такую военную силу, что на десять рыцарей в броне, сражавшихся на своей собственной земле, приходился всего один англичанин. Но Господь поддержал справедливое дело, и французская армия была чудесным образом разбита английской армией, а король взят в плен. И за это деяние принц мог бы также сказать о себе: “Велико имя моё между народами”[102]. Опять же, своими трудами в Испании он восстановил истинного короля на его престоле после его поражения, свергнув тирана, а также превратил королей Наварры и Майорки без малого в своих подданных, его великая сила и слава были таковы, что Господь мог бы сказать ему, как Давиду: “Я сделал имя твоё как имя великих на земле”[103].

Его мудрость проявлялась как в образе действий, так и в привычке говорить разумно, поскольку он не просто вещал, подобно нынешним лордам, но был вершителем дел. И он никогда не начинал великой работы, не предполагая довести её до похвальной цели. И снова могу сказать о нём: «Принц должен быть восхваляем народом за свою мудрость».