Кропоткин мог сочувствовать уничтожению самых жестоких угнетателей народа, карателей, тех, кого он считал руководителями репрессий, – и потому позитивно отзывался, например, о покушениях анархистов Санте Казерио (1873–1894) на президента Франции Сади Карнов в 1894 году или Микеле Анджолильо (1871–1897) на премьер-министра Испании Антонио Кановаса в 1897 году. Главное для Кропоткина одно: «…не хочу допустить, чтобы человека убивали из-за "общественной пользы". Я вижу в этих акциях проявление возмущенной человеческой совести, которая привыкла искать выходов в мести, в наказании и тут идет по тому же пути»[1111]. Человека оправдывает голос совести, а не идеология, считал он. Понимания и оправдания достойны возмущение и аффект, но не холодный расчет профессионального политика. Но, даже если такие акты мести способствуют подъему революционного духа, они не могут привести к революции, подчеркивал он в статьях начала 1890-х годов. «Мы должны быть с народом, который теперь требует не изолированного акта, а людей действия в своих рядах», – писал Кропоткин в La Révolte 18 октября 1890 года. А выступая в 1893 году с лекцией об анархизме в лондонском Графтон-холле, он напомнил, что анархисты – вовсе не сторонники насилия как такового, но, напротив, стремились бы в идеале вообще обойтись без него: «Из всех партий я сейчас вижу лишь одну партию – анархистскую, – которая уважает человеческую жизнь и громко настаивает на отмене смертной казни, тюремной пытки и вообще наказания человека человеком. Все прочие партии ежедневно учат крайнему неуважению к человеческой жизни»[1112].

При этом уже тогда в его отношении к покушениям, которые совершали те или иные анархисты, появилось известное правило – не критиковать публично участников этих акций. Как вспоминал Яновский, Кропоткин полагал, что каждый из этих актов «не был делом отдельного лица; что позади всякого действия, вероятно, должна быть целая группа людей и что поэтому мы никогда не можем сказать, что эти люди, стоящие в центре битвы, не знают, что они делают»[1113].

Однако не только индивидуальные акты, но и абстрактная пропаганда анархистских идей не способна привести к формированию анархистских убеждений у большинства населения. Да, анархисты должны сейчас работать как революционное меньшинство, но их ценности и цели должны к моменту социальной революции стать достоянием большинства. Для этого недостаточно просто «просвещать массы». Собственно говоря, идея просвещения «темного народа» извне мудрыми и строгими воспитателями – идея глубоко якобинская, как считал Кропоткин, – была ему глубоко отвратительна. Народ должен был дойти до нового сознания не благодаря «внесению» сознания в его ряды, а сам, непосредственно, в ходе собственной борьбы за свои интересы и нужды, – в первую очередь социально-экономические.