И каким же резким контрастом по сравнению с реалиями большевистской диктатуры выступали мечты и надежды старого анархиста! Для него, убежденного в том, что анархизм – это этический социализм, что цель и путь к ней не должны противоречить друг другу, не могли быть приемлемы не только огосударствление общественной жизни и экономики режимом «военного коммунизма», этой крайней формы ненавистного государственного капитализма. Централизаторы-большевики были, в глазах Кропоткина, якобинцами российской революции. И, как якобинцы во Франции, они вели революцию к перерождению и гибели. Примеры этому он мог наблюдать повсюду: в новой иерархии чиновников, в неравном распределении, в произволе и коррумпированности ЧК, в арестах, жестокостях продразверстки и карательных походах против крестьянства, в подавлении общественной жизни, свободы слова, печати, собраний, в разгроме самодеятельных организаций – непокорных Советов, профсоюзов, кооперативов… Петр Алексеевич мог вытерпеть и голод, и лишения, даже несмотря на возраст и болезни. Но аморализм большевистких бонз во главе с новым Робеспьером-Лениным, любимым выражением которых, как свидетельствовала Эмма Гольдман, было «буржуазная сентиментальность», не мог не ужасать Кропоткина. Как и других анархистов – из тех, кто не был ослеплен, кто мог и желал видеть правду.

* * *

Несмотря на трудности жизни в России, Петр Алексеевич отклонил предложения шведских анархистов-младосоциалистов об эмиграции в Скандинавию и опровергал появлявшиеся слухи о своем аресте. Кропоткин продолжал защищать российскую революцию и в открытом письме Георгу Брандесу, опубликованном в сентябре 1918 года в датской газете Politiken, резко осудил иностранную военную интервенцию, которая, как он опасался, привела бы только к установлению монархии и националистической диктатуры. Но централизаторская политика и террор большевистских властей чем дальше, тем больше беспокоили его.

Одним из направлений общественно-политической деятельности Кропоткина становится противодействие репрессиям большевиков. Неслучайно он стал одним из членов-учредителей и почетным членом Московского Политического Красного Креста (МПКК) в 1918 году. В то же время Петр Алексеевич был избран членом Ревизионной комиссии, а с 1920 года – членом Совета этой организации[1795]. Он ходатайствовал перед большевистскими чиновниками, обращался к общественным деятелям. Далеко не только анархисты получали в это время его помощь. Протестовал он и против нарушения свободы слова и арестов людей, открыто выражавших свою политическую позицию. Так, 24 июля 1919 года Кропоткин писал Черткову с просьбой ходатайствовать о помиловании священника Василия Васильевича Боголепова, которому угрожал суд ревтрибунала за выступление на сельском сходе в селе Мышенское Серпуховского уезда. Вина Боголепова заключалась в том, что он потребовал вернуть его приходу отобранную землю и затем, в разговорах с крестьянами, критиковал советскую власть[1796].