Эту задачу выполнил писатель Александр Корнейчук своей пьесой «Фронт».

Пьеса печаталась в «Правде» и по своему значению смело могла быть приравнена к постановлению ЦК.

Ходили слухи, что Сталин сам, лично правил текст пьесы, вымарывая одни реплики и заменяя их другими.

Мой приятель, рассказывавший мне про это, был тогда одним из самых любимых учеников Ильи Львовича Сельвинского. И вот в одну из очередных своих встреч с учителем, он передал ему этот ходивший тогда слух.

Выслушав его, Илья Львович сказал:

— Настоящий писатель на такое никогда бы не согласился. Я бы, во всяком случае, не смог.

— А что бы вы сделали на его месте? — спросил ученик.

— Если бы я оказался в положении Корнейчука, — ответил Сельвинский, — я бы сказал: «Товарищ Сталин! Вы сформулируйте вашу мысль, а я выражу ее своими словами».

Рассказывал мне эту историю мой приятель, разумеется, «в тоне юмора». И нетрудно догадаться, куда было направлено жало этой его художественной сатиры.

Я тоже смеялся над комичной репликой сервильного поэта. Над его наивностью (так Сталин и позволил бы ему выражать «своими словами» его, сталинские, мысли!). Но самым комичным тут нам, конечно, представлялось не это, а его готовность согласиться с жалкой ролью оформителя чужих идей, выражать любую мысль, какую ни продиктует ему «Хозяин», оставляя себе лишь скромное право на форму выражения этой мысли.

Но расскажи мой приятель мне эту историю в 1948 году, я вряд ли стал бы над ней смеяться.

Во всяком случае, тогда, делая самые первые свои шаги на ниве литературной критики, я, наверное, охотно бы подписался под этой формулой Сельвинского.

Никаких таких уж особенных своих мыслей у меня тогда не было. А если даже и были, «протаскивать» их в своих рецензиях сквозь сито советской цензуры я тогда (не то что потом!) уж точно не собирался.

Рецензию мне обычно заказывали (предлагали на выбор несколько книжных новинок). Чаще всего — как бы само собой — предполагалось (хотя, заказывая, никто мне этого не говорил), что рецензия должна быть «положительная».

Я не возражал. Я хотел только одного: написать эту свою «положительную» рецензию своими словами. И чтобы вот так, как оно у меня написалось, это и напечатали.

Но вот это-то как раз и было невозможно.

Писать «своими словами» почему-то было нельзя.

Иногда какие-то неведомые мне редактора сами — без меня — проделывали эту работу. Не исключено, что на разных стадиях прохождения рукописи каждый вымарывал и переписывал то, что задело именно его. Но так или иначе, купив номер «Литгазеты» с очередной какой-нибудь своей статейкой, я не узнавал в опубликованном тексте почти ничего. Кроме разве что своей фамилии, появление которой, как я уже говорил, на первых порах тоже меня тешило.