В свое время большую известность получило «Великопостное письмо» А. И. Солженицына (1972) Патриарху Пимену с фактическим обвинением во лжи. Патриарх промолчал, потому что лукавить не хотел, а правду сказать не мог. «Побыть бы ему в моих башмаках только пару дней! – сказал Патриарх по прочтении солженицынского письма. – Ну, пусть пишет» (98, с. 212). Далее, увы, в заявлении Священного Синода от 20 марта 1980 года Московская Патриархия поддержала ввод «ограниченного контингента» советских войск в Афганистан (206, с. 333). Как не вспомнить здесь слова митрополита Питирима (Нечаева) о «страшном одиночестве» патриархов Сергия, Алексия и Пимена. Последний ему признавался: «Мне очень трудно, владыко. Мне не с кем посоветоваться» (118, с. 286).
Во время пребывания в США в 1982 году Святейший Патриарх Пимен смог выступить на специальной сессии Генеральной ассамблеи ООН по разоружению. В речи в Национальном Совете Церквей Христа Патриарх Пимен сказал: «Перед христианами всего мира, как никогда ранее, встала задача служить преодолению внутреннего разделения человечества, порожденного его греховностью. Страху, охватившему человечество, христиане призваны противопоставить
Радостью и отдохновением для Патриарха Пимена осталось богослужение. В последние годы жизни он тяжело болел, с трудом передвигал ноги. Многолетний прихожанин Богоявленского собора Е. М. Верещагин вспоминал: «Явно превозмогая себя и ступая мелкими шажками, он все же обходил с кадилом храм, покуда на двунадесятый праздник пелось величание. Он просто купался в любви церковного народа. Знание Патриархом Пименом последований простиралось так далеко, что даже отпуст на Троицу, необычайно длинный и сложный, он мог произнести наизусть» (цит. по: 98, с. 234).
Несмотря на то что видимое служение Церкви интересам государства, с одной стороны, и фактическое преследование верующих со стороны государства, с другой стороны, побуждали многих держаться в стороне от церковной жизни, все же именно в 1970-е годы возникают новые формы духовного возрождения, все более широко распространяются в крупных городах тексты «самиздата».
По-прежнему немногие открытые храмы за поздней воскресной литургией бывали переполнены народом. В московском Елоховском соборе, по воспоминаниям современника, «народу набивалось столько, что буквально иголку не всунешь… плотно сбитая человеческая масса бывала непроходима…». Храм был «центром распространения религиозной литературы, в том числе и “сам– и тамиздата”. Знакомцы приносили книги, а чаще машинописные “кодексы” под полой и незаметно обменивались ими. Письма диссидентов, обращенные к патриархам Алексию I и Пимену, в которых бичевались очевидные и всем известные факты, отзвука у нас не находили; у Святейших зажаты рты, они связаны по рукам и ногам, и зачем прибавлять им горя? Мы были единодушны в убеждении, что нам повезло на всех трех патриархов: Алексия I, Пимена и Алексия II. Никогда ни в чем их не осуждали. Не осуждали также и Патриарха Сергия, напротив, высоко ценили его заслугу в том, что Церковь все же осталась легальной и тем самым доступной для многомиллионной паствы», – вспоминал Е. М. Верещагин (87, с. 217, 231).