Разумеется, пусть судит сам читатель, какое впечатление мог произвести этот разговор на восторженного и пылкого юношу… Скориков написал несколько писем о своем новом знакомстве своим товарищам-однокурсникам и рассказал о свидании с Н.Г. одному из своих молодых сослуживцев, г-ну Н. (А.Я. Назарову, впоследствии заведующий кооперативной лавкой в Екатеринбургской губернии), ярому революционеру по взглядам, с которым он был в большой дружбе. Н. чрезвычайно был удивлен этим рассказом и до того волновался, что разразился целым потоком упреков по адресу Чернышевского, находя в его теперешних взглядах явное противоречие с его же собственными как философскими, так и политико-экономическими произведениями. Н. ссылался на его материалистический трактат «Антропологический принцип в философии», где Чернышевский является ярым приверженцем крайнего материализма, и на его статьи об общине, где он отстаивал то положение, что в развитии общественной жизни возможны и скачки – переходы из одной стадии в другую, минуя промежуточную стадию (развитие аграрных отношений согласно гегелевской триаде), – тогда как теперь-де Чернышевский является своего рода «постепеновцем». Скориков защищал Чернышевского, указывая на то, что это противоречие лишь кажущееся, но споры ни к чему не вели, и Н. выразил настойчивое желание лично увидеть Н. Г. и поговорить с ним на эту тему.

Разговор состоялся, видимо, достаточно бурный, поскольку Ольга Сократовна, старавшаяся на старости лет о муже заботиться, «Чрезвычайно чуткая ко всему, что касалось спокойствия Н.Г., О. С. быстро вскочила и вышла в гостиную. Минуты через две она вернулась. “Ну, Н. Ф., – обратилась она ко мне, – если только вы будете приводить с собой таких господ, так у Н.Г. нервов не хватит… Ваш приятель неприятно действует на Н.Г. …Я сейчас прекращу их спор…”»[427] И отправила Назарова домой, сказав, что НГ вредно волноваться.

«У Н.Г. было нахмуренное потемневшее лицо, какого я у него никогда не видел. Однако он любезно простился с нами и проводил нас до передней.

– Нет, я положительно не могу согласиться со взглядами Н.Г. на нелегальный образ действий, – сказал мне Н., когда мы вышли на улицу. Я не отвечал ему, и мы молча расстались. Вскоре я получил ответы на мои письма от товарищей. В некоторых из них высказывалось удивление, в других упреки по адресу Чернышевского, изменившего якобы своим прежним взглядам, в третьих – мнения о Чернышевском как о безупречном теоретике, но плохом практике, в четвертых, наконец, чересчур резкие отзывы, доходившие до того, что Чернышевского называли выжившим из ума стариком, у которого Сибирь и каторга отняли все… Как на доказательство ссылались на статью Чернышевского “Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь”, под псевдонимом “Старый трансформист”, как слабую и неудачную вылазку против Дарвина, далеко не напоминающую прежнего Чернышевского… После этого долго я не заглядывал к Чернышевским, испытывая в душе раскаяние за огорчение, причиненное мною и моим приятелем О. С. и Н. Г.»[428] Верность своим идеям, разъяснение их, попытка уйти от иллюзий, освобождение от мнения толпы не было понято молодежью. Ее уже перепахал непонятый ею роман «Что делать?»