М.Д. Бушмакин был историком широкого профиля. Круг его интересов как ученого и педагога был очень широк: от первобытного общества до проблем новой истории. Но больше всего он занимался изучением истории Франции XVII–XVIII вв.

Михаил Дмитриевич внимательно следил за новейшей литературой по истории и отчасти по обществоведению и живо откликался на эти явления. Им были опубликованы: 1) некрологи, посвященные памяти русского ученого-краеведа Перцова и знаменитого историка Франции Олара[1214] и интересная статья с обзором научного наследия первого казанского медиевиста Осокина [1215];

2) четыре рецензии на новейшие работы по обществоведению (одна рецензия) и по истории Великой французской революции (три рецензии), в том числе на капитальный труд А. Матьеза «La vie chnre et le mouvement social sous la terreur»[1216];

3) в 1930 г. Михаил Дмитриевич выступил в печати с двумя историографическими обзорами: o французской исторической литературe последних лет о Дантоне и Робеспьере и новейшей исторической литературе о перевороте 9 термидора («Le neuf thermidor dans la littérature historique»)[1217].

Последняя публикация явилась причиной больших неприятностей и унижений, которые пришлось пережить Михаилу Дмитриевичу. Она была опубликована на французском языке в журнале Annales historiques de la Révolution française (1930. N 5). При этом редактор журнала А. Матьез сопроводил ее сноской, в которой, иронически представив эту статью читателям, предложил им по этой статье судить об уровне современной советской исторической науки. На этой почве, как это было принято в то время у нас, началась проработка Бушмакина. Мне, самому молодому члену кафедры, было предложено выступить на объединенном заседании исторических кафедр факультета с критикой работ Михаила Дмитриевича.

Интересно, что в то время, как выяснилось, в Казани никто, кроме Бушмакина, не выписывал журнала «Annales historiques», даже научная библиотека университета, пришлось мне идти к Михаилу Дмитриевичу на поклон, просить дать соответствующий номер журнала, объяснив, зачем это было нужно. Михаил Дмитриевич без всякого колебания выполнил эту просьбу.

Насколько помню, в своем выступлении я подверг критике данную статью, а также другие работы Бушмакина, вскрывал то, что мне в то время казалось в них идейно-теоретическими ошибками и слабостями, упрекал его за то, что он не представил свою статью на обсуждение кафедры и факультета, прежде чем посылать ее. Вместе с тем высказал удивление и негодование некорректным поведением А. Матьеза, который на основании неудачного опуса одного малоизвестного провинциального ученого позволил себе поносить всю советскую историческую науку[1218].