Сформировался полководческий почерк Куропаткина – во всех сражениях, кроме неудавшегося согласно первоначальному наступательному замыслу Мукденского, в бой вводились ограниченные силы; на направлении главного удара использовалось не более Уь всех войск; в резерве армии всегда оставалось порядка Уг имевшихся в распоряжении солдат и офицеров.

Разящие контрнаступательные удары до логического конца не доводились, ожидаемый конечный продукт для многих оставался полуфабрикатом, загадкой.

Но загадкой только для противника, не осведомленного в общем стратегическом замысле.

Ответить на вопрос, почему Куропаткин поступал именно так, а не иначе, как виделось и противнику, и военным корреспондентам, и наблюдателям из союзных и не союзных армий, и дилетантам-журналистам, представляющим столичную желтую прессу, было некому. Не раскрывать же являющиеся особо охраняемыми секретные сведения о стратегическом замысле на всю околицу, дабы успокоить взбудораженное общественное мнение и соблюсти некий политический престиж.

Терпение, терпение и еще раз терпение…

Все, что оставалось тайной за семью печатями, стало ясным, как радуга над Хоккайдо в погожий весенний день цветения сакуры, для маршала Оямы после Мукденского сражения. Пришло озарение, и маршал понял, что Куропаткин его просто ПЕРЕИГРАЛ на ПАУЗЕ, месяцами демонстрируя пассивность и нерешительность, граничащую с трусостью. Переиграл, используя японскую философию, по аналогии с той же восхитительной сакурой, которая зимой (видимо, для внешнего глаза) погибала, склоняясь от снега, чтобы весной, от снежной неподъемной тяжести освободившись, распрямиться как пружина, ослепительно зацвести и продолжать жить и расти дальше.

После окончания войны один из японских командармов – генерал Ноги докладывал о своих действиях лично императору Мэйдзи.

Во время объяснения деталей осады Порт-Артура генерал, сам потерявший на войне двух сыновей, непростительно для самурая сорвался и заплакал, прося на коленях прощения за 56 тысяч погибших во время осады крепости подданных микадо и попросив разрешения совершить ритуальное самоубийство сэппуку, чтобы искупить вину. Монарх ответил, что Ноги действовал согласно императорским приказам и не должен совершать сэппуку – по крайней мере, пока жив сам Мэйдзи. После смерти японского властителя 13 сентября 1912 года Ноги, считая себя свободным от повеления императора, совершил сэппуку вместе с женой.

Моральное состояние японского генерала – это тоже один из оценочных критериев исхода Русско-японской войны: победители жизнь самоубийством не оканчивают.